Шрифт:
Закладка:
На сердце скребли кошки. Запечаленный, словно в воду опущенный, вышел Александр Васильевич из такси и потянул за кольцо разбухшую после осенних осадков дверь подъезда. Квартировал он на первом этаже, – не надо и подниматься. Заляскал ключом, вошел в темную прихожую, где стоял запах пропотелых стелек и каучука, характерный для обувных изделий «Резинотреста».
Барченко впотьмах снял доху, шапку, разулся. Он жил бобылем, по нечетным числам (а сегодня было как раз такое) к нему приходила убираться домработница Арина, вертлявая бабенка со Смоленщины, балясничавшая без умолку. Но в такую позднь ее уже здесь не было – пошаркала шваброй, смахнула пыль с полок, протерла окна и улетучилась.
Александр Васильевич, пройдя в комнату, нащупал на стене тумблер, чтобы зажечь электричество, но услышал приглушенное:
– Не включайте! С улицы увидят, а мне ни к чему…
Глава VIII
в которой описывается похищение века
– Вадим Сергеевич! – задохнулся Барченко. – Ужели вы? Не чаял вас живым застать…
– Прошу вас, потише! Соседи услышат – и мне, и вам крышка… Сколько там за укрывательство причитается?
– До пяти лет, еще и со ссылкой. А если предварительный сговор вчинят, то… сами знаете.
– Вот-вот! Так что давайте тишком. Я вас в любом случае услышу, а вы… Идите поближе.
Задвинутые портьеры не пропускали фонарный свет с улицы. Александр Васильевич пошел вслепую, вытянув перед собой руки. Вадим со своим совиным зрением безошибочно поймал его за предплечье и усадил возле себя на персидское канапе.
– Как вы сюда проникли, Вадим Сергеевич? – не мог взять в толк Барченко. – Заперто же! Ключа я вам не давал вроде…
– Не давали. Меня камеристка ваша впустила.
– И ушла? Не похоже на нее. Она у меня девица с прилежанием… – Александр Васильевич крутил в руках трубку, но закурить не решался. – А, понимаю! Зеницы ей отвели, да?
– Спасибо Овцыну. Его наука меня уже в который р-раз выручает… Но все это дребедень, я не за тем зашел, чтобы в животном магнетизме поупражняться. Вы же осведомлены: меня повсюду ищут – надо бы сейчас в своей обители сидеть, носа не высовывать.
– Осведомлен. Награда за вашу главу – триста рубликов.
– Ого! Стало быть, если пожелаете, можете хорошую премию к Новому году получить.
Барченко с негодованием взмахнул трубкой, рассеяв табачную труху по тегеранскому паласу.
– Вот, значит, какое вы обо мне разумение имеете! А я-то, многогрешный, мыслию тешился, что вы ко мне доверие питаете…
– Питаю, Александр Васильевич, питаю! Поэтому и пришел. Слушайте внимательно… – Вадим наклонился к левой дужке очков шефа, засунутой за ушную раковину. – Я видел заговорщиков.
– Как?! Где?!
– Ш-ш-ш! Р-рассказываю…
Зная, что настоящий чемпион в надежном месте, Вадим дождался отъезда дублера в Ленинград и продолжил наблюдение за «Националем». Почему-то зрела догадка: если Капабланку и выкрадут, то сделают это хитро. Не станут нападать в поезде, набитом пассажирами и нукерами в милицейской форме. Он сожалел, что нет в гостиницу доступа, однако на помощь пришел Верлинский. Втянутый в водоворот, Борис Маркович и здесь проявил игроцкую увлеченность. Вадим обратился к нему с просьбой проконтролировать, не проявит ли кто интереса к номеру чемпиона. Сделать это было не так сложно, поскольку комната, где жил Верлинский, располагалась, как мы помним, напротив номера Капабланки. Верлинский прокрутил в двери крошечную дырочку, через нее и смотрел. Как многие люди, обделенные одним из способов восприятия, он компенсировал недостачу за счет другого чувства – в частности, обладал орлиным зрением.
Конечно, дневалить на своем наблюдательном посту круглые сутки он был не в состоянии, но вчера ввечеру его бдительность принесла плоды. Заглянув в дырку, он приметил у двери люкса Капабланки женщину. Она стояла, чуть нагнувшись, и что-то проталкивала в замочное отверстие. Верлинский захотел рассмотреть ее повнимательнее и приоткрыл свою дверь, но произвел при этом слишком много шума. Женщина всполохнулась, метнула взгляд через плечо и утопала по коридору, но недалеко. Верлинский, закрыв дверь, переждал и снова притиснулся к смотровой дырке. Женщина, надеясь, что за ней уже никто не подсматривает, на цыпочках вернулась и скрылась в номере чемпиона.
– Кто ж была эта фата-моргана? – не вытерпел Александр Васильевич. – Верлинский ее признал?
– Признал. Надин, секретарша Ласкера.
– Надин? Что ей у Капабланки понадобилось?
– Не догадываетесь? Сегодня перед туром я встретился с Верлинским, попросил после игры приехать в гостиницу р-раньше того арлекина, которого выдают за Капабланку, и колупнуть зубочисткой в скважине, куда эта фрау что-то засовывала. Р-результат, извольте видеть, налицо.
Вадим вложил в руку Барченко бумажный клочочек, немногим больше почтовой марки.
– Тьма египетская, Вадим Сергеевич, ни зги не вижу…
– Ах да, извиняюсь… Словом, в скважине присутствуют следы воска. Я их с зубочистки на бумагу перенес, передайте на экспертизу.
– И о чем сие возвещает?
– О том, что госпожа Надин делала слепок. Не удивлюсь, если заговорщики уже подсуетились и изготовили ключ от номера сеньора чемпиона. Они, к счастью, про подмену не знают.
– Да кто вам весть подал, что она из стана заговорщиков? Может, ей… кхе… к сеньору Капабланке на ночное свидание пробраться захотелось? Он – сердцеед превеликий, от него все девы, яко безбрачные, тако и мужние, ровно от светила тропического, млеют.
– Александр Васильевич, у вас выпить есть? – спросил Вадим впервые не шепотом, а в полный голос.
– Вон в том кивоте в уголку пошарьте. – Барченко показал себе за спину. – Полбутылки абсента должно быть.
– Анисовка? Так себе горлопятина… Хотя о чем это я? В моем положении не до капризов. – Он оттянул дверцу кипарисовой шифоньерки, завладел темно-зеленой посудиной и отхлебнул напиток, похожий на меловую взвесь. – Фуф… Слушайте дальше.
Получив сведения от Верлинского, он переключил внимание на Надин. Полдня она просидела в зале, где ее наниматель демонстрировал
