Слугами короля теперь являлись и актеры театра, находившегося раньше под покровительством лорда-камергера. Они тоже прибыли во дворец, одетые в красные ливреи, расшитые золотом. Актеры среди слуг и придворных чувствовали себя неловко, но много от них и не требовалось. Яков хотел произвести впечатление на посланника испанского короля, поэтому собрал во дворце всех, кого мог.

– Видишь, я тебе говорил, – шептал Джеймс Уильяму на ухо, – слуги. Мы слуги. Ты как себя чувствуешь в ливрее?

– По правде говоря, неуютно, – ответил Уильям, глядя по сторонам.

– Ищешь Элизабет?

– Да, она должна прийти. Мы не сможем подойти друг к другу, но я хотел бы ее видеть хоть мельком.

– Ты упрям. Зачем тебе это? Увидишь ее с мужем. Расстроишься. Будешь думать о ней и страдать. Не верти головой. Здесь столько народу, что искать кого-то бесполезно.

Но Уильям ее заметил. Ее нельзя было не заметить. В бордовом платье, расшитом спереди золотыми лилиями она плыла по залу, заставляя оборачиваться вслед. Элизабет не смотрела по сторонам, лишь изредка кивая в ответ на приветствия знакомых. Она была холодна и равнодушна, совсем не походя на ту женщину, которая прибегала к Уильяму на свидания. У него дома Элизабет бывала довольной, радостной, счастливой. Иногда грустной и печальной. Но всегда на ее лице были эмоции. Оно не бывало застывшим, похожим на маску. Во дворце Элизабет стала похожа на красивую картину, нарисованную художником, пытавшимся передать только внешнее сходство.

– Ты увидел ее, – заметил Джеймс, – тебе стало легче?

– Я не узнаю мою Элизабет. Здесь она другая. Чужая, незнакомая мне женщина.

– Мы во дворце. Она с мужем. Какой она еще может быть?

– Не знаю, – Уильям отвел взгляд от исчезающей вдали фигуры. Ему еще больше захотелось увидеть Элизабет рядом с собой. Но только настоящую, какой она всегда бывала с ним.

Актеры провели во дворце несколько дней. Каждый раз Уильям пытался снова разыскать в толпе Элизабет. Она не появлялась. И он даже начал сомневаться, а ее ли он видел в тот первый день, проходившую мимо. Ему хотелось бежать домой, чтобы проверить, не лежит ли там от нее записка. А то, может, сама Элизабет сидит в своей карете неподалеку от его дома.

Вернувшись в свою квартиру, он не обнаружил ни записки, ни Элизабет.

– Этого следовало ожидать, – попытался он успокоить себя, но понимал, что разочарован. Комнаты без нее были пусты. Уильям принялся лениво собирать вещи. Театр отправлялся на летние гастроли, а он поклялся себе ехать с ним, чтобы не сойти с ума, сидя в душном и пыльном Лондоне или в прекрасном доме с видом на сад в Стрэтфорде. Из трех зол Уильям выбирал наименьшее: гастроли. Там будут рядом веселые друзья, города будут сменять друг друга. Осенью он вернется в Лондон, и с ним опять будет Элизабет…

Дороги Англии мало изменились с тех пор, как он бежал из Стрэтфорда в Лондон. Они по-прежнему были ужасны. Но театр ездил со своими спектаклями по стране не первый год, поэтому актеры знали, как лучше добраться до того или иного города, как избежать встреч с разбойниками, наводнившими леса, и удаленные от скопления людей места.

В планах стояло посещение Оксфорда. Уильям помнил, что граф Пембрук являлся ректором университета. Ему не очень хотелось сталкиваться с графом, ведь стихотворений в его честь Уильям так и не написал. Но делать было нечего. Отъезжая все дальше от Лондона, театр прибыл в Оксфорд. Местные студенты славились своим строгим отношением к тому, что им показывали, освистывая чуть не каждый спектакль.

– Очень образованные! – говорил Джеймс, пока они с Уильямом прогуливались недалеко от зданий университета. – Сейчас мы им покажем одну из твоих исторических драм и получим в ответ рассказ о том, что все было на самом деле не так. Что ты наврал тут и там, забыв прочесть, перед тем как писать, кучу книг по истории.

– Так не ставь историческую драму. Давай поставим какую-нибудь комедию, – предложил лениво Уильям. – Хотя, по правде сказать, мне все равно. Освистают, так освистают. После спектакля послушаю их мнение на этот счет и следующую пьесу буду писать именно так, как они скажут.

– Не будешь! – рассмеялся Джеймс. – Назло им наврешь в ней столько, что студенты ахнут от возмущения.

– В Лондоне, ты же знаешь, есть один критик, который меня просто ненавидит за отступление от исторической правды. Пишет в своих статейках, что я и в школе-то не учился толком, поэтому не имею права рассуждать об истории.

– Ну, Уильям, это правда? Я тебя никогда не спрашивал, как ты учился. Университета ты не заканчивал. С этим все понятно. А что со школой?

– У нас в Стрэтфорде по сей день одна школа. Туда я и ходил лет до пятнадцати. Латынь учил. Ученики ненавидели латынь. А я любил. Наизусть мог читать Овидия. Научили меня писать, читать и считать, да еще латинскому языку. Я считаю, прекрасное образование, – рассмеялся Уильям. – У моей жены гораздо хуже. Вот она в школу вообще не ходила. И, насколько я вижу, ей это никак не мешает.

– Женщине, на мой взгляд, мешает как раз образование, – изрек Джеймс, остановившись у небольшого озера, за которым открывался прекрасный вид на королевский колледж. – Посмотри на Элизабет. Она училась во Франции. Умеет читать, писать, знает. в отличии от тебя, несколько языков. По-моему, ей это на пользу не пошло.

– Почему? С Элизабет очень интересно поговорить. Она порой дает интересные комментарии к моим пьесам…

– Поговорить! Уильям, вот с женой ты часто разговариваешь?

– Нет. С ней не о чем разговаривать, кроме как о хозяйстве, саде, детях. Об этом говорить долго нельзя.

– Прекрасно! – опять воскликнул Джеймс, который будучи актером, обожал восклицательные предложения. – Анна сидит дома, ведет хозяйство, воспитывает детей. У нее нет мысли изменить тебе или устроить что-то в этом роде.

Уильям с удивлением посмотрел на Джеймса.

– Но, – произнес он после паузы, – Анна меня старше на восемь лет. Когда она начала со мной встречаться, я у нее не был первым мужчиной. И меня, Джеймс, на ней женили насильно, потому что Анна забеременела. Она не была наивной девушкой, и устраивала «что-то в этом роде» несмотря на отсутствие образования.

– Ты меня не понял. Она вышла за тебя замуж, родила детей. Анна не бегает после замужества по любовникам. Не пишет записки, не мучается от ситуации, из которой и выхода-то нет. Стихи не пишет.

– Что плохого в написании