– Я слышал, Елизавета любила театр, – проговорил Яков в ответ на предложение посмотреть спектакли.

– Да, весьма, – граф кивнул. – В Лондоне есть несколько театров, заслуживающих особого внимания, есть драматурги, чьи пьесы не сходят с афиш уже много лет.

– Театры подчинялись королеве? – уточнил Яков.

– Нет, разные люди покровительствуют труппам. В свое время собственная труппа, например, была у графа Лейстера. После его смерти она перешла в другие руки. А кто-то говорил, что и вовсе закрылась, расколовшись на несколько мелких театральных групп.

– Такой порядок вещей следует поменять, – веско произнес король. – Все театры должны принадлежать королю.

– Вы правы, Ваше Величество, – ответил граф, склонив голову, – так было бы несомненно лучше.

– Конечно, при этом часть театров придется закрыть. Но останутся лучшие, для которых единственным указом будет являться указ короля.

– Это необходимые изменения. Они придутся всем по душе, – граф не совсем был согласен с собственным утверждением, но спорить с Яковом, естественно, не стал.

– Мы подпишем соответствующий закон, вернувшись в Лондон. А пока хотелось бы посмотреть, что предлагают театры, воспользовавшись вашим гостеприимством, граф. Пусть приезжают и дают спектакли. Мы ознакомимся и уже сейчас постараемся принять решение о том, кому какое звание присвоить.

– Конечно, Ваше Величество, – граф Пембрук подумал о переменах, которые неминуемо коснутся театральной жизни Лондона. «Будут ли они к лучшему, – подумал он, – неизвестно. Но у некоторых появилась возможность предстать перед королем прежде, чем он примет какое-то решение».

Путешествовавшие по Англии театральные группы, услышав о пребывании в замке Пембрук самого короля, спешили предстать перед ним со своими лучшими спектаклями. Они не догадывались о принятых им решениях, но в любом случае понимали, что их судьба находится в руках нового короля. И многое будет зависеть о того, насколько они смогут ему понравиться. Наступала новая эпоха. Старый век свое отжил. Новый, пусть и менее блестящий, вступал в свои права.

***

– Вот так! Опять чума нас гонит из столицы, – весело объявил Бербридж своим товарищам.

– Чему ты радуешься? – спросил Уильям. – Опять будем скитаться по стране с гастролями. Я бы лучше остался здесь.

– Даже новый король уехал, не назначив коронацию. Что говорить о нас, смертных. А радуюсь я потому, что боюсь перемен. Перемены тоже бегут от чумы. Поэтому пока нас они минуют.

– Тебе никак не приходит в голову, что все останется, как прежде? – настаивал Уильям.

– Нет, я уверен в обратном. Сорок пять лет – слишком большой срок для стабильной жизни. Пора чему-нибудь случиться. Между прочим, я бы на твоем месте об этом задумался не только из-за работы в театре.

– А еще почему? Ты только и говоришь о нашей труппе. Что ты там еще напридумывал?

– Король может выпустить из Тауэра некоторых заключенных, которых туда посадила Елизавета.

– Зачем это ему? – Уильяму казалось, его будят ото сна, причем сна крепкого и наполненного сладостными образами. Он отмахивался, как мог. Но будивший не прекращал своих попыток достучаться до его сознания.

– Обычно так делают все. Кто из нас пишет исторические хроники, черт возьми? Король выпустит тех, кто выступал против его предшественника, и посадит тех, кто выступал за. Так принято.

– Угу, – Уильям кивнул, по-прежнему не желая просыпаться.

– Кто там у нас сидит в Тауэре?

– Да кто только не сидит, – буркнул Шекспир, – откуда я знаю. Тюрьма большая.

– Там сидит твой друг граф Саутгемптон. Не исключено, что он окажется на свободе.

– Зачем ты мне это говоришь? – Уильям посмотрел в глаза другу.

– Чтобы ты был готов. Ты и так страдаешь из-за Элизабет, каждый день убегая из театра домой, сидеть и ждать ее прихода. Если графа выпустят, то вряд ли она станет приходить чаще, Уил. Если вообще станет. Ты должен быть к этому готов.

– Я никогда к этому не буду готов. Хоть ты мне сто раз повтори, что Генри выпустят, – Уильям нахмурился. Его все-таки разбудили. Сладкий сон развеялся, как туман. Просыпаться не хотелось.

– Мое дело предупредить тебя. У твоей истории не может быть хорошего конца даже, если граф останется сидеть в тюрьме до конца своих дней.

– Почему?

– Да потому, что ты женат, Уильям. Как ты не можешь этого понять? Вам не суждено быть вместе. В свое время тебе предпочли графа.

– Она не знала, чьего ребенка носит под сердцем, – оборонялся Уильям.

– И это причина? А! – Джеймс махнул рукой. – Поверь, женщина всегда знает, от кого у нее ребенок. Только выбор она сделала не в твою пользу. И сейчас сделает такой же. Элизабет бросится в объятия настрадавшегося в тюрьме мужа, и ваша история закончится.

– Наша история не закончится никогда. И не надейся. Такие истории не заканчиваются. Они печальны и заставляют сильнее биться сердце. Из-за них публика всегда будет проливать слезы. Но конца у них нет. Даже расставшись, мы будем любить друг друга и помнить о том, что между нами было. Я буду помнить тот портрет, на котором впервые увидел ее изображение. Она будет помнить сонеты, которые я ей читал в день нашей встречи. Мы будем помнить свидания урывками, записки, которые писали второпях. История не закончится, пока мы помним.

– Ну что ж, Уильям, дело твое, – Джеймс вздохнул. – В любви ты понимаешь, пожалуй, чуть больше, чем я. И порой я тебе завидую. В моей жизни такое случалось лишь на сцене. И то благодаря тебе…

Они толком и не успели проехать по Англии, как до них дошло известие о том, что король приглашает театры со спектаклями в замок графа Пембрука.

– Кто такой этот Пембрук, что у него гостит сам король? – спросил Джеймс Уильяма, не особенно надеясь на ответ.

– Он бывал у Саутгемптона когда-то. Тоже любитель искусства. Состоит в родстве с королем. Видимо поэтому и пригласил его к себе.

– Э, да ты с ним знаком?

– Не уверен, что он меня помнит. Но, да, Генри нас представлял друг другу. Графа тоже зовут Уильям, насколько я помню. Уильям Герберт граф Пембрук. Одно время хотел мне заказать поэму в свою честь.

– Не заказал?

– Тогда у нас началась вся эта история с Элизабет. Я стал реже бывать у графа Саутгемптона и практически не виделся с Пембруком.

– У тебя появился шанс с ним повидаться снова, – заметил Джеймс.

Желающих «повидаться» с графом было много. Сыграть для самого короля, воспользовавшись гостеприимством Уильяма Герберта, захотели все, кто прослышал о приглашении развлечь Якова. Спектакли порой шли ежедневно. Новый король, как и Елизавета, любил театральные представления. Он с удовольствием наблюдал за происходившим на сцене. Его решение все театры взять под