Елизавета вспомнила про свои стихи. «Как жаль, я так и не вызвала к себе того сочинителя пьес, Шекспира. Было бы интересно почитать, что он там сделал с моими сонетами».

Время медленно ползло, захватывая все больше прошлого в свои объятия и не оставляя ничего для будущего. Мысли, такие четкие когда-то, обретали вид размытой картины. Желание встать становилось нестерпимым. К ней подходили все реже. Государственные вопросы решались как-то без ее участия.

«Как же так? – мучилась она. – Я не позволяла им править страной, не советуясь. Почему они все бросили меня? Никто не несет бумаг на подпись, никто не спрашивает, чего желаю я. Оставили, бросили одну, надеясь, что не выживу и не отомщу им за такое предательство».

В последнем усилии Елизавета подняла голову. В комнате было темно. Призраки умерших, но таких близких ей людей начали постепенно появляться возле постели. Она откинулась на подушки.

– Если и ты так зовешь меня, Роберт, то я не смогу не прийти, – Елизавета улыбнулась.

И если бы кто-то видел в тот момент ее улыбку, то несомненно удивился бы. Потому что это была улыбка молодой женщины, полной сил и энергии, у которой вся жизнь еще впереди. А главное, она была влюблена…

– В ее шкатулке нет ничего интересного. Лишь портрет графа Лейстера и его письма. У Шекспира в доме тоже ничего не нашли. Сонеты, пьесы. Не более.

– Доказательства того, что Артур Дадли – сын королевы и графа?

– Их нет.

– Кто претендует на трон?

– Яков. Король Шотландии.

– Она одобрила этот выбор?

– Да, когда ее спросили, показала руками корону над головой.

– Я всю жизнь слежу за ней, всю жизнь потратил на то, чтобы выяснить, был ли у нее ребенок, и что там у нее такое таинственное лежало в спальне в шкатулке. И чем все это заканчивается? Ты хочешь сказать мне, что искали мы напрасно? Нам давно уже не оплачивают наши услуги. Я доставал деньги из собственного кармана, потому что был уверен: мы найдем, мы сможем разоблачить эту рыжеволосую потаскушку, которая только и твердит о своей невинности.

– Вроде, все так выходило, есть что искать, – промямлил не очень уверенно голос.

– Я и сейчас в этом уверен. Искали плохо. Она умирает. Смысла продолжать здесь находиться нет. Следить больше не за кем.

– Придет новый король. Мы попытаемся работать против него.

– Зачем? В чем смысл? – старческий голос дрожал. Но вместо того, чтобы выражать гнев, пробуждал жалость. – Править Англией будет сын Марии Стюарт, женщины которую казнила нынешняя королева! Следить за Яковом? Смешно. Никчемный, слабый человек. Елизавета была не такой.

– Мы же просто работаем против Англии на благо французской короны. Разве не так?

– Не так. Лично мне была интересна именно Елизавета. Ты знаешь, когда мы познакомились?

– Нет. Когда вы впервые приехали в Англию?

– Я увидел ее несчастной девочкой, рыдавшей над телом казненной матери. Я думал спасти Елизавету и несколько лет спустя предложил бежать со мной во Францию. Тогда я мог гораздо больше, чем сейчас. Находясь под покровительством французского короля, Елизавета могла бы не опасаться более за свою жизнь.

– Она отказалась?

– Да. Уже тогда она была влюблена в этого самовлюбленного щеголя, Роберта Дадли. Когда Елизавета вступила на престол, я попытался еще раз сделать ей предложение. Мне казалось, она поняла, с кем имеет дело. Поняла, что только я на самом деле люблю ее. Вовсе не Дадли, который дважды был женат, и только делал вид, что любит. Ему нужны были деньги и власть. Сначала я хотел это доказать Елизавете. Потом понял, что она слишком далеко зашла в их отношениях. О, если бы я нашел таинственного сына или другие доказательства ее порочности, ее вечной лжи о своей невинности и преданности Англии!

В два часа утра Елизавета умерла. Ему об этом доложили в девять. В тот же день сердце самого давнего представителя французского короля при английском дворе остановилось. Он так и не раскрыл тайну, которая мучила его на протяжении, без малого, сорока пяти лет…

***

Все уповали на то, что новый король сделает жизнь лучше или хотя бы не изменит в худшую сторону. Красивая история о том, как королева показала жестами свое согласие на возведение на престол Якова, передавалась из города в город, из деревни в деревню. Все еще помнили, что он не стал выступать против Англии, когда Елизавета казнила его мать. Он с самого начала желал видеть в Англии союзника, а не врага. Обладая довольно-таки слабым характером, Яков пересидел на троне многих. Наградой за терпение стала английская корона.

Известие о смерти Елизаветы застало его за завтраком – прибыл запыхавшийся гонец из Лондона.

– Вас просят быть в столице, Ваше Величество. Елизавета скончалась.

Яков вздохнул, но как-то не очень печально. Он встал, прошелся по комнате и велел собираться в путь. Стать одновременно королем двух государств? Мирно, не завоевывая ни одной мили? «Елизавета преподнесла мне чудесный подарок, – подумал шотландский король, – о большем и мечтать не приходилось». Он еще раз воздал должное своему уму и прозорливости: ведь письмо от Эссекса, призывавшего Якова поддержать заговор в обмен на трон, дошло в свое время до короля. Эссекс, знавший, что его письма могут перехватить, отправил Якову два послания, одно из которых дошло до адресата.

«Надо будет освободить всех причастных к тому бунту. Благодарность нового короля должна начаться с освобождения из Тауэра заговорщиков и казни тех, кто был против», – с этими мыслями Яков и отправлялся в Англию, пообещав напоследок навещать родное шотландское королевство не реже, чем раз в три года.

В Лондон он въехал без особой помпы – в город до него успела в очередной раз войти чума. Массовые празднование и коронацию решили перенести на более поздний срок. Месяц Яков пробыл в столице, но ситуация не улучшалась. Заболевших становилось все больше. Театры постепенно закрывались. Люди уходили из города.

Граф Пембрук, дальний родственник Якова, пригласил новоиспеченного короля в свой замок переждать чуму. Когда-то Уильям Герберт граф Пембрук дружил с Саутгемптоном. Узнав, что Яков собирается выпустить Генри на свободу, Пембруг посчитал своим долгом разместить короля у себя.

Развлекать Якова собирались также, как при Елизавете. Тем более, что он тоже являлся любителем искусства, сочинял стихи и обожал театр. Пембруг велел разыскать труппы лондонских театров, пустившихся странствовать на время свирепствовавшей в Лондоне чумы по Англии, и пригласить их