– Ешьте, пожалуйста, – обратилась она к Уильяму.

– Мэри почти все приготовила сама. Она прекрасно готовит! – похвалил жену Джон.

Позже, после обильного ужина Уильям и Мэри остались одни. Джон сослался на усталость, извинился и ушел спать.

– Он всегда ложится рано, – объяснила Мэри, – рано ложится и рано встает. Сегодня хотел подольше поговорить с вами, но завтра много дел.

– Я не возражаю против вашего общества, – «И только вашего», – мысленно закончил фразу Уильям. – Вам нравится быть хозяйкой постоялого двора? – продолжил он разговор.

– Да. Я люблю находиться среди людей. Мне интересно общаться с теми, кто у нас останавливается. Люблю готовить. Конечно, на кухне у меня есть помощники. Но я часто обслуживаю гостей сама. Вечером, когда муж уходит спать, я читаю. Чем может не устраивать такая жизнь? – она улыбнулась.

– И вам никогда не хотелось бежать отсюда? Оксфорд – небольшой город. Должно быть здесь скучно.

– Нисколько. Уверяю вас, я не лукавлю. Счастье не зависит от того, где ты живешь.

– А отчего оно зависит? Я был несчастлив там, где родился и вырос. Всегда хотел оттуда сбежать.

– Сейчас вы счастливы? – Мэри перестала улыбаться и внезапно стала серьезной.

– Нет, – глядя ей в глаза, Уильям не смог ответить иначе, и сказал правду.

– Вы стали успешны, но не стали счастливее. Счастье внутри нас. Оно не бродит где-то снаружи. Иначе его действительно можно было бы найти, пусть даже и обойдя весь свет. А искать нужно в своей собственной душе.

– И все-таки вы слишком умны, чтобы жить здесь. Да еще с таким мужем, – непроизвольно добавил Уильям.

– А что Джон вам показался глупцом?

– Нет, но, по-моему, с ним очень скучно.

– Муж умный и начитанный человек. Но он замкнутый и необщительный. Что ж, нам хватает моей общительности. Не представляю, как бы мы ужились, если бы оба были такими болтунами, как я, – Мэри рассмеялась. – К тому же, он очень меня любит и ценит. Это важно.

– Вы опять правы. Признаю свое поражение. В вашей душе на самом деле поселилось счастье, и вы им сегодня со мной поделились.

– Расскажите мне теперь о себе. Как вам пришло в голову ехать в Лондон, писать пьесы?

– В Стрэтфорд постоянно приезжали на гастроли театральные группы. Я бегал смотреть все спектакли подряд. В школе мне нравилось заучивать стихи и поэмы, хоть нас и заставляли их учить на латыни. В какой-то момент я понял, что хочу быть актером. Мой отец про это и слушать не желал. Он не считал игру на сцене достойной профессией. Теперь, когда я имею хороший доход, он переменил свое мнение. Потом я начал писать пьесу. Она и сейчас лежит в моем доме в Стрэтфорде. Но в восемнадцать лет я вынужден был жениться. У меня родилось трое детей. Через пять лет, сходив на очередной спектакль лондонского театра, я решил бежать.

– Вы готовы были бросить семью? – Мэри сделала большие глаза, в которых мелькнул неподдельный ужас.

– Да, Мэри, был готов. В двадцать три года я не чувствовал никакой ответственности. Жену не любил. Меня ничего не держало дома. Первая попытка сбежать провалилась – меня догнали и вернули в Стрэтфорд. Но моя жена, как ни странно, решила меня отпустить. И второй раз я уехал с ее благословения.

– Мудрая женщина. Как ей должно быть нелегко дался этот шаг!

– Именно после этого я стал к ней относиться несколько иначе. Полюбить я ее не смог, но начал ценить и уважать. Вот и вся история. В Лондоне меня сначала взяли играть второстепенные роли, но потом дела пошли лучше. Пьесы, которые я пытался писать, имели успех. Отец моего друга открыл свой театр. Я в нем имею свою долю от дохода. Так что все сложилось очень удачно.

– И при этом вы несчастливы. Что делает вас несчастливым?

– Вы же сами сказали, Мэри, что счастье надо искать внутри себя. Видимо, пока я его не смог найти.

Она сидела совсем рядом, и Уильяму нестерпимо захотелось ее поцеловать и сказать, что нашел свое счастье – вот оно. Только находится все-таки не в нем, а в ней. Мэри не была похожа ни на Элизабет, ни на Анну. В ней странным образом сочетались совершенно, на его взгляд, несочетаемые вещи. С одной стороны, неуловимо она ему напоминала Анну в ту пору, когда ему было восемнадцать, а ей двадцать шесть. Тогда Анна тоже была живой и улыбчивой женщиной с искорками во взгляде. С другой стороны, Мэри походила на Элизабет. Она также могла увлечь его беседой, а во взгляде, кроме искр, пряталась глубоко затаенная печаль.

В последние годы печаль в глазах Элизабет читалась все чаще. Ей исполнилось тридцать два года, у нее родилось двое детей, обвиненный в заговоре муж чуть не был казнен. Она металась между двумя мужчинами, прекрасно понимая, что выбор давно сделан. Иногда Уильям вспоминал девушку, приехавшую из Парижа, легкую и беззаботную. Ему становилось грустно оттого, что к ее печали он имеет самое непосредственное отношение…

А внешне Мэри походила только на саму себя. Мода на бледных, светловолосых женщин не прошла, и англичанки старались не подставлять кожу солнцу, умудрялись осветлять волосы какими-то страшными, иезуитскими способами, от которых у многих они начинали нещадно выпадать. Кожа Мэри была смуглой: то ли от природы, то ли от частого пребывания на улице. Когда-то Элизабет, только приехав из Франции, тоже была смугла. Но теперь из толпы придворных дам ее выделяли лишь темные волосы.

Уильям вдруг подумал, что Мэри скорее походит на итальянок. По крайней мере именно такими он себе и представлял южных, страстных женщин, когда описывал их в своих пьесах.

– А вы задумались, – прозвучал тихий голос. – Извините, если я вам испортила настроение своими размышлениями о счастье.

– Нет, Мэри, мое настроение вы способны только повышать, – Уильям встрепенулся, поняв, что несколько минут молча на нее смотрит. – Чем вы заняты завтра?

– Как обычно буду в таверне.

– Могу я чем-нибудь вас оттуда выманить? – спросил Уильям, взяв ее за руку. Тонкие пальцы дрогнули и застыли, не зная, что им предпринять дальше.

– Мы можем встретиться после обеда. Обычно в это время до ужина посетителей в таверне мало.

– Отлично! Вы мне покажите Оксфорд. Я здесь бывал и раньше, но толком город не видел. Согласны? – повернув руку Мэри, Уильям нежно поцеловал ее ладонь.

– Конечно, – прошептала Мэри и убрала руку. – Поздно. Наверное, нам пора расстаться. До завтра, – они одновременно встали со стульев. Мэри