– Они бы давно появились. Мы говорили уже об этом. И совсем не очевидно, что вдруг по прошествии стольких лет, кому-то взбредет голову о них вспомнить, – Уильям и сам надеялся, что второй экземпляр утерян.

– Хорошо. Давай пьесу, – подобные разговоры всегда заканчивались одинаково: Ричард просил новую пьесу Уильяма.

– Пока ничего нового нет. Но нам заказали пьесу в честь короля. Предыдущая, которую писал не я, провалилась. То есть ее запретили.

– Что вы там такого наговорили? – удивился Ричард, зная о том, что «Глобус», являясь королевским театром, старался не ставить пьес, неугодных королю.

– Там упоминался заговор против короля. Это показалось плохим знаком. Не стоит со сцены говорить о заговорах.

– Верно. Лучше говорить о ревности и любви. Гораздо безопаснее. Слышал, что «Отелло» пользуется огромной популярностью. Будто вы с этой пьесой объехали все дворцы и замки в округе.

– Так и есть. А ты все ругаешься со мной из-за сонетов. Я тебе дал такую пьесу для издания! Твои покупатели, наверное, раскупили все тиражи.

– Еще бы. Раскупили, и я ее допечатываю постоянно. Но я и не говорю, что тебе не благодарен. Тут все мне завидуют – иметь такого земляка, как сам Шекспир! И вот еще история. Послушай, – Ричард засмеялся, – жена вечно слушает всякие сплетни. Рассказала мне. Один любитель театра, твой поклонник, находился под таким впечатлением от пьесы, что посмотрев спектакль, купил у меня книгу. А после книги крестил новорожденную дочь Дездемоной. Не побоялся.

– Чего не побоялся? – не понял Уильям.

– Как чего? Вырастет, и ее, как и главную героиню, задушит из ревности какой-нибудь мавр. Моя жена твердо уверена, что называть детей можно только в честь героев со счастливой судьбой.

– Мавров в Англии не так много. Будем надеяться, что в истории ребенка не будет печального финала.

Уильяму всегда было странно слышать о своей популярности. Он не ощущал ее и всякий раз, когда Ричард начинал об этом разговоры, смущался и твердо верил в то, что друг преувеличивает. Успех спектаклей Уильям относил за счет игры актеров, которые талантливо произносили написанные им строки. Поэтому то, что случилось буквально через несколько дней после встречи с Ричардом, Уильяма сильно удивило.

Он был в театре, когда туда принесли записку от Филда: «Срочно приходи. Я тебе должен кое-что показать». Уильям сразу подумал о сонетах.

– Их все-таки кто-то издал, – пробормотал он, глядя на листок бумаги.

После спектакля Уильям пошел к другу. Сам он к тому времени перебрался жить ближе к центру города, и добираться до дома Филда стало гораздо проще.

– Сонеты? – выпалил он, заходя в гостиную.

Марта, накрывавшая на стол, вздрогнула и чуть не выронила тарелку из рук. А Ричард укоризненно покачал головой:

– Ты зачем так кричишь, Уилл? Какие сонеты? – спросил он так, будто сам не упоминал это слово по нескольку раз в месяц.

– А что тогда случилось? – немного успокоившись, Уильям присел на стул.

– Вышла книга филолога и историка Чепмена.

– Того, кто когда-то написал «Историю Британии»?

– Да. Теперь он написал книгу о выдающихся английских поэтах. В основном он там говорит о старых, давно поумиравших поэтах. Но вот, смотри: в конце написано о тех, кто пишет сейчас. Среди прочих – Уильям Шекспир, «чей талант несомненно по заслугам оценят будущие поколения», – процитировал гордо Ричард, – держи. Я купил тебе экземпляр в подарок.

– Спасибо, – Уильям слегка растерялся.

– А теперь о сонетах. Твоя слава растет. Нужно публиковать.

– Нет, – кратко ответил Уильям, – нет, Ричард, делать мы этого не будем.

– Ты упрям, как осел, – рассердился Филд, – ничего тебя убедить не может.

– В этой книге просто упомянули мое имя. Вместе, как я вижу, с еще некоторыми современными поэтами. Среди прочих. Приятно, конечно, но в этом факте нет ничего такого уж поразительного, – Уильям начал потихоньку успокаиваться. Первый эффект от прочитанной Ричардом фразы прошел.

– Хотел обрадовать человека, книжку ему подарил, – бормотал Филд.

– Не обижайся. Если бы не было важной причины, то я отдал бы тебе сонеты. Печатай на здоровье. Ты просто должен поверить, причина есть, и для меня она многое значит. Я рад, что меня упомянули в такой замечательной, толстой книге, – Уильям потряс ею в воздухе. – Тяжелая! – он попытался пошутить, чтобы отвлечь Ричарда от мыслей по поводу издания сонетов.

– Ладно, давай ужинать, – предложил Филд.

Но Уильям торопился домой. Он хотел на следующий день рано утром выехать в Оксфорд. Ближайшие спектакли шли без его участия, и, как он это теперь постоянно делал в течение последних двух лет, решил навестить Мэри. Книга с упомянутым в ней именем Шекспира не казалась ему таким уж важным делом. По крайней мере, не настолько важным, чтобы отменять поездку.

– Спасибо, Ричард. И не обижайся на меня. Сегодня я у вас ужинать не буду. Еду в Оксфорд.

– Полюбил ты этот городок. У тебя там друзья. Понимаю.

Уильям часто рассказывал Ричарду о беседах с Джоном Давенантом, старясь на всякий случай поменьше упоминать Мэри. Все-таки их разговоры слушала Марта, а она иногда писала Анне письма. Уильяму вовсе не хотелось, чтобы в них говорилось о его любви.

– Да, навещу Джона. Это ж благодаря ему я теперь владелец земли в Стрэтфорде.

– Поезжай. Потом скажешь, что он там еще тебе присоветовал. Может и я смогу воспользоваться его умными рассуждениями о деньгах. А то детей вон по дому бегает много, а денег мало, – заключил со вздохом Ричард.

Уильям шел домой и думал о предстоящей встрече с Мэри. Она постоянно занимала все его мысли. И даже когда он думал о чем-то другом, стоял на сцене, они лишь отходили в сторонку, но не покидали его сознание. Об Элизабет Уильям вспоминал все реже и реже. Она больше не приходила к нему в дом, не передавала писем. Два года назад Уильям решил сменить квартиру, в которой жил, на более комфортную и переехал. Он оставил хозяйке свой новый адрес, и она исправно передавала ему почту. Несколько раз он и сам заходил к ней, узнать, не спрашивал ли его кто. Но потом Уильям перестал это делать, а постепенно и перестал ждать писем.

Иногда он встречался случайно с Элизабет во дворце. В лучшем случае они кивали друг другу, в худшем проходили мимо. В прошлом году Элизабет родила третьего ребенка, и чувства Уильяма угасли. Будто оплывшая свеча, они застыли в причудливой форме, напоминая иногда о прежней страсти, но не в силах вновь стать такими, какими были когда-то.

Порой Уильяму