Да ведь Горский прокололся! «Штатному психологу Космофлота хватило бы и эксперимента с руками…» То есть он не штатный психолог. А какой – внештатный? Приглашенный консультант, мировая знаменитость? Тогда почему он сказал «нам, Космофлоту»? Ну то-то же.

Яснее ясного: из Космофлота поступил сигнал «куда следует», там решили негласно проверить членов экспедиции, начав с тех, кто бодрствовал во время выхода корабля из канала, прислали на Луну лопоухого гипнотизера, тот, обалдев, не решился раскручивать меня дальше, доложил наверх – и вот сюда прибыл Горский. Экстренным спецрейсом. А почему меня на время оставили в покое?

Проверяют весь состав экспедиции, вот почему.

Проверив, обнаружат, что интерес для них представляю я один.

Если бы ты был всего лишь интересен, Стас! Но ты опасен! Они тебя боятся.

У тебя есть сколько-то времени. Вряд ли много, но есть. Вероятно, несколько часов.

Что делать – вот вопрос.

А что я могу сделать?

Для начала – успокоиться. Не так, как сейчас, а совсем. Я закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Пробормотал, как некогда советовала мне Лора, несколько формул самовнушения – помогло. Ну, так-то лучше.

Меня ждет ментоскопирование, причем углубленное, вплоть до моих снов, до глубинных инстинктов. Хватило бы и поверхностного. Наверное, я под гипнозом наболтал и об Эрлике, и Горский – опытный сукин сын! – решил до поры до времени подержать этого туза в рукаве. Ясно, что по результатам ментоскопирования меня не только больше никогда не выпустят в дальний космос – мне при плохом раскладе может не найтись места и в человечестве! Разве что в каком-нибудь засекреченном исследовательском центре в хорошо охраняемом бункере в отдаленной от очагов цивилизации пустыне за пятью рядами колючей проволоки… Ну что стоило Эрлику затереть все следы! Нет, не затер…

Умышленно или просто схалтурил?

Бог-халтурщик? Бог неопрятный и неаккуратный?.. Ну ладно, пусть не бог, не в терминах дело, но все равно высшее существо по сравнению с людьми – как оно могло пренебречь мелкими деталями?

А черт его знает! Сказано же: неизвестное науке существо…

Ну и нечего гадать.

Итак, что я могу? Как человек – ничего. А как возможный преемник Эрлика, все же получивший от него кое-что авансом? Все ли свои подарки он забрал назад? Не оставил ли чего-нибудь помимо воспоминаний?

Я уже проверял это и ответил тогда отрицательно, но теперь решил проверить еще раз со всей дотошностью. Вдобавок так, чтобы те, кто наблюдает за мной, будь то приборы или люди, не зафиксировали ничего сверхъестественного.

Думай, Стас, думай…

Я лежал с закрытыми глазами и мысленно представлял себе корабль. Вот он весь, здоровенный, строгий на вид и одновременно какой-то самодовольный, с почерневшей от воздействия космических лучей обшивкой, с рубкой, трюмами, каютами и ходовой установкой… с антеннами локаторов, с набитыми аппаратурой отсеками, куда посторонним вход воспрещен… с камбузом и сортирами. Вот знакомая царапина на пластике обшивки в нашей с Веней каюте, появившаяся до нас… А ну-ка… удастся ли мне уничтожить ее – не каюту, а царапину?

Не удалось. Чего и следовало ожидать. Тот, кто еще недавно сокрушал вселенные, оказался бессилен сотворить самое ничтожное чудо. И ожидать его не стоило. Я ведь даже не видел со своей койки в медотсеке ту царапину – я лишь представлял ее в своем воображении.

А не видел я ее потому, что не был способен увидеть!

Да и на что я, собственно, рассчитывал? На простые решения?

Теряю время, подумал я. Сейчас, наверное, визитеры с Земли занимаются следующим пассажиром, который ни сном ни духом, – и я даже знаю, кто он. Вернее, она. Этель Симпсон. Наша руководительница не потерпит, чтобы кто-то еще из состава экспедиции остался под подозрением, и, пылая гневом, потребует начать с нее. И ей пойдут навстречу. Уже пошли. В присутствии молчаливого Горского, скромно устроившегося в уголке, лопоухий гипнотизер погружает Этель в сон, а его ассистенты подкладывают ей бумажки и суют карандаши между большими и указательными пальцами ее ног… Тьфу, глупость какая! Откуда взяться на ноге указательному пальцу? На что он может указать? Ладно, проехали… Этель, конечно, ничего не нарисовала ногами, а удобопонятный текст накорябала одной лишь правой рукой. Чиста. Не представляет интереса. Следующий!

Очнувшись, Этель высказала лопоухому и Горскому все, что она о них думает. Кто посмел разуть ее? Почему разули? Тест? Гипноз?.. А знаете ли вы, что допрос под гипнозом без согласия допрашиваемого может быть применен к нелетному персоналу Космофлота только с соответствующей санкции? Ах, вам это известно? И санкция имеется? Покажите подпись и печать… А это не вы будете решать, допрос вы учинили или не допрос! Так я и знала: вы занимаетесь самоуправством, и не ждите, что я это так оставлю…

Внезапно я осознал: в какие-то моменты этой гневной тирады я действительно слышу ее, а не просто воображаю, и даже временами вижу лопоухого и Горского глазами Этель с ее сузившимися от холодного бешенства зрачками. Ага…

Ничего не «ага»…

Какое-то время я лежал, тупо глядя в стену. Растительный рисуночек на ней, имитирующий обои, если чем и был замечателен, так только запутанностью – лозы какие-то, узкие листья, длинные стручки… Внезапно с обоев на меня глянуло лицо – сумрачное лицо очень много повидавшего и перечувствовавшего человека, разочаровавшегося и уже ни на что хорошее не надеющегося… лицо Бетховена, пожалуй, только почему-то с усами, переходящими в бакенбарды. Я увидел его так явственно, что даже немного испугался. Зачем Бетховен брил усы? Он и с усами вполне узнаваем… Вот черт, опять меня понесло не туда. Никакой дисциплины мышления, непростительно…

Зато логично. При дефиците мыслей мозг пытается занять себя хоть чем-то, он похож на лодыря, имитирующего при виде начальника напряженную работу. Я отвел взгляд, переместился немного на койке, включил в помощь плафону ночник и еще раз уставился на усатого Бетховена. Он исчез. Вместо него на меня скалилась разбойничья физиономия жуткого вида. Моргнул – исчезла.

Мой лодырь-мозг развлекался. Зацепившись на растительном орнаменте за какое-то подобие той или иной детали человеческого лица, он дорисовывал остальное. Что подсказало моим извилинам вообразить Бетховена и душегуба? Понятно что: мой личный опыт, затем – прорва того, что я читал и видел, и далеко не в последнюю очередь весь тот информационный мусор, которым забито подсознание.

Но разве это дает мне хоть что-нибудь?

А впрочем, может быть, только это и дает… Что вычистил во мне Эрлик, отнимая свои подарки, – все