хорошо. Я доктор Горский, а вам представляться нет нужды. Прежде всего я хочу принести извинения за те несколько насильственные меры, что были применены к вам. Даже с учетом особых обстоятельств они были несколько чрезмерны. Очень надеюсь, что вы не в претензии…

– Еще как в претензии! – заголосил я строптиво. – Схватили, наручники надели, усыпили… На каком основании?! Преступник я вам, что ли? Так предъявите обвинение! Я в сортир хочу, между прочим!

– Ну так ступайте. – Горский отъехал в сторону вместе с табуретом, снабженным колесиками, а я отбросил тонкое одеяло и поспешил в санузел. Меня немного шатало, а мысли путались. Наверное, я еще не до конца проснулся. Моих ботинок по-прежнему нигде не наблюдалось, исчезла и одежда. Немного утешило то, что мне оставили хотя бы трусы. Но только намыливая руки, я осознал, что мои запястья больше не схвачены наручниками. Интересно!..

Когда я вернулся, доктор Горский по-прежнему сидел на табурете и вертел на толстом пальце те самые наручники.

– Они нам не понадобятся, не так ли? – Я думал, что он спрячет наручники в карман, но он сделал больше: пренебрежительно отшвырнул их, да так, что, звякнув о пол, никелированные браслеты улетели куда-то в угол. – Кое-кому из моих подчиненных я уже накрутил хвост за перестраховку и самоуправство. Вы разумный человек, это сразу видно, и не откажетесь сотрудничать. Могу вас заверить, что вам ничего не грозит и предъявлять вам обвинения никто не станет…

– Значит, я могу идти? – немедленно перебил я, на сто процентов уверенный в отказе.

– Подождите немного. В моих и ваших интересах не слишком спешить. Давайте сначала разберемся с тем, что произошло с вами. Вы не против?

– Вообще-то нет, но…

– Понимаю, понимаю… – Он улыбнулся горьковатой улыбкой мудрого, много повидавшего человека. – Конечно, у вас имеются всякие «но». Я даже не стану гадать, сколько их. Уверен, что с вашей точки зрения их предостаточно. Вы рассматриваете случившееся с вами как возмутительное покушение на вашу свободу, на свободу личности, гарантированную законом. К сожалению, вы заблуждаетесь: контракт, подписанный вами, несколько ограничивает понятие личной свободы в особых обстоятельствах… Или, скажем, такой отвлеченный пример: разве душевнобольной, если он к тому же маньяк, имеет право на свободу личности?

– Я не псих и не маньяк!

– А никто и не утверждает, что вы психически ненормальны. Я же говорю: отвлеченный пример. Однако есть определенные подозрения, что с вами что-то не так, а вы знаете, как смотрят в Космофлоте на людей с отклонениями. Руководству подавай стандартный персонал, как будто таковой существует… – Ухмыльнувшись, Горский пригладил седую шевелюру. – Вам ведь хочется принять участие в следующих экспедициях во Внеземелье? – Я кивнул. – Тогда о чем мы спорим? Давайте опровергнем измышления перестраховщиков и развеем сомнения скептиков. По рукам?

– Ладно, – согласился я, мучительно размышляя: что тот лопоухий выудил из меня под гипнозом? – Давайте опровергать и развеивать.

Черт побери, мне подсознательно нравился этот тип! С таким держи ухо востро. Психолог, но не простой психолог. Интересно, в каком он звании?

Подавшись вперед, Горский с кряхтением привстал. Под задницей у него оказалась кожаная папка, ее он раскрыл и положил себе на колени, слегка придавив животом. Папка была тощая, и первый бумажный лист, вынутый из нее, он протянул мне.

– Прочтите, пожалуйста.

«Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который…» – прочел я строку, написанную довольно ровно моей рукой. – Это откуда?.. Ах, да. Гомер.

– Прекрасно. Теперь взгляните на это.

«И я видел, и вот, бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него», – значилось на листке. Почерк опять-таки был мой, хоть и более корявый, чем обычно.

– А это еще что такое?

– А это выдержка из книги пророка Иезекииля, из главы первой, – сообщил мне Горский. – Любопытно, не правда ли?

– Что тут любопытного? Вообще-то я не религиозен…

– Это не имеет значения. А любопытно здесь то, что оба этих отрывка вы написали, находясь под гипнозом, первый – правой рукой, а второй – левой, причем писали одновременно. Вы случайно не пробовали написать два разных текста двумя руками, находясь в нормальном состоянии?

– И пробовать нечего, – отрезал я. – Не получится.

– Ошибаетесь, – мягко возразил Горский. – Некоторые люди – их, правда, очень мало – на это способны. Кроме того, определенные успехи тут могут быть достигнуты тренировкой. Гипноз тоже может помочь. Но увы, это еще не все. – Он вытащил еще два листка. – Теперь взгляните сюда.

На этих листках были рисунки; на одном – «пифагоровы штаны», какими их изобразил бы трехлетний ребенок, то есть неровными линиями вкривь и вкось, а на другом – нечто абстрактное, чему я не подобрал названия, но выполненное опять-таки в стиле малого ребенка, которому только дай чем рисовать – исчеркает все стены.

– Ну а это что за абракадабра?

– Спросите себя. Под гипнозом вам были даны не два задания, а четыре: записать два коротких отрывка из разнородных текстов, доказать школьную теорему и нарисовать неизвестное науке существо, причем все это одновременно, по команде «начали». В четыре карандаша. Два из них вы держали пальцами ног.

– Ну ни фига себе!..

Горский понимающе улыбнулся.

– Вот и я сказал себе то же самое, как только увидел ваше творчество. Чтобы удивиться и, разумеется, насторожиться, штатному психологу Космофлота хватило бы и эксперимента с руками – в норме человеческая моторика не способна на такое. А если все же способна, значит, мы имеем дело с отклонением от нормы.

– В какую сторону?

– С этим нам еще предстоит разобраться. Надеюсь, в благоприятную для вас сторону. Вы уникальны, и вам придется с этим жить. Вопрос лишь в том, какова ваша уникальность с точки зрения практической: полезна она, вредна или попросту нейтральна?

– Хотелось бы верить, что полезна, – вздохнул я. – На нейтральную тоже согласен.

– А вы верьте, – посоветовал Горский. – И я буду верить. Вера горами движет. Кстати, пусть вас не смущает некоторая неразборчивость того, что написано и нарисовано не вашей правой рукой. Это как раз нормально. Ненормально то, что ваш мозг умудрился независимо управлять тонкими и притом разнородными движениями всех четырех конечностей.

– Вот это – тонкие движения? – хмыкнул я, указав на детскую абстракцию.

– Представьте себе, да. При всей кажущейся неразберихе рисунок лишь с виду хаотичен, в нем есть определенная система… Но не будем отвлекаться. Как вы объясните ваши необыкновенные способности?

Я изобразил недоумение.

– Никак… Я и не знал о них… Откуда мне знать? Слушайте, я же не психолог и вообще не медик! Как я могу объяснить то, чего не