Шрифт:
Закладка:
Однако раньше сам я, по крайней мере, не замечал никаких косых взглядов, намеков, шушуканий со стороны участников съемочной группы. Теперь же, когда Валя чуть не поминутно льнула ко мне, я буквально чувствовал, как меня прожигают глазами все присутствующие.
Они презирают меня, ненавидят. Раньше просто считали бездарем или, в лучшем случае, серым середняком. А теперь — вот как относятся. Признаться, это еще хуже. Хотя когда-то мне казалось, что худшее, что может быть, — это прослыть неталантливым.
Да уж, этак со мной никто больше не станет работать. Скажут: не пойдем в группу к этой сволочи. Он одну актрису уморил, а потом нашел себе ее копию и как ни в чем не бывало продолжил…
Господи, или это просто у меня паранойя?.. Уморил?! Я уморил Варю?.. Да кто так думает! Никто так не думает. Никто не может так думать…
Но если они знали о нашей связи, то нетрудно связать с нашими отношениями и ее смерть… То ли она сама из-за этого выбросилась, то ли муж ее выбросил… Наверняка такие слухи уже ходят. И после смерти Волнистого их некому опровергнуть.
Однако хотя бы я знаю, что это чушь.
Знаешь? Уверен?.. В том, что Варя не могла покончить с собой?
Не могла… А если могла, то уж, во всяком случае, не из-за меня.
А в том, что Волнистый не мог ее убить?
Тоже не мог… Хотя… Может, это получилось как-то нечаянно… Волнистый как-то узнал обо мне или просто заподозрил, они поссорились и…
О боже! Но тогда получается, что я все-таки виноват. Косвенно, но повинен в этом кошмаре.
Вари больше нет… из-за меня.
Да, наконец я честно в этом признался. Пусть и только самому себе.
83
Как только я объявил, что на сегодня все, Валя куда-то моментально испарилась. Я подождал, пока освободится павильон, но она так и не вернулась.
«Наверное, пошла в общежитие… или где она там живет», — пожал я плечами и пошел в свой кабинет.
Закурив у себя за столом, я задумался. Мы провели вместе только несколько дней — а я уже к ней так привязался, что…
Да не к ней, не к ней! Ты привязался к Варе. А Валя… она просто единственная, кто ее может заменить. Хотя все равно суррогат. Подделка. Федот, да не тот. Валя — а не Варя.
И тем не менее уже и без этого суррогата я моментально начинаю задыхаться, как рыба, выброшенная на берег…
Ну так что теперь? Привязать ее к себе? У нее учеба вообще-то. Она и так ее прогуливает из-за этих съемок…
А может, и впрямь отговорить ее учиться на актрису? Пусть снимется в моем фильме — и все. Пойдет учиться куда-нибудь еще.
Однако мне ведь не этого хочется. Мне хочется, чтобы она всегда была рядом. Круглосуточно.
Просто смешно. Ты ее знаешь — всего ничего. И потом с ее характером…
Неважно, неважно — важно, что она точно такая же, как Варя. А Варя… Варя — это святое.
Но, может, и к Варе у меня нет и не было такой уж любви?..
Нет-нет, она была, есть, она остается. Я люблю Варю. И всегда буду любить.
А Валю?
За неимением лучшего — тоже.
За неимением… Звучит просто мерзко.
Зачем я вообще обманываю самого себя? Я на грани самоубийства — вот в чем дело. Если по правде. Я уже начинаю уверять себя в том, что Варя погибла из-за меня. И если я поверю в это целиком, то мне действительно не останется ничего, кроме как наложить на себя руки.
А Валя — это просто зацепка. Последнее, за что я могу зацепиться, чтобы не умереть. Или перед тем, как умереть.
Что же мне это все напоминает?.. Ах да, историю Маяковского. Любимый поэт, как-никак.
Он тоже любил замужнюю. Но не смог быть с ней вместе. Потому что она не хотела. Это не то же самое, как если бы она умерла, но… в каком-то смысле, может быть, даже и хуже.
Да ведь и у меня с Варей все шло к тому, что она сделала бы твердый выбор не в мою пользу. «Но я другому отдана — и буду век ему верна»… И я бы в итоге страдал точно так же. Или даже еще больше.
Да нет, о чем я?! Конечно, не больше, а меньше! У меня же к ней была (и есть) настоящая, совсем не эгоистическая любовь. Ее интересы всегда были превыше моих…
Но возвращаясь к Маяковскому: его ситуация все-таки очень близка к моей. Он тоже пытался ухватиться за последнюю соломинку. И таковая тоже была актрисой. Полонская. Вероника. Еще одно «В».
В день своей смерти он уговаривал ее бросить театр и остаться с ним. Только с ним — навсегда.
Она не была способна на такую жертву. Ибо тоже, вероятно, не слишком-то любила поэта. И поэтому он умер. Вот и все.
А что же будет со мной, если Валя… не будет со мной? Я тоже умру?
Умру из-за какой-то наглой, вызывающе себя ведущей девчонки?!
Нет. Я умру из-за того, что умерла Варя. Уже умираю.
Возможно, уже мертв.
А Валя — не более чем мой предсмертный или посмертный кошмар.
84
От этих невыносимых дум меня, к счастью, отвлекла Вера. Впрочем, у нее ко мне тоже был совсем невеселый разговор.
— Что ты творишь? — хмуро спросила она, привычно садясь за стол напротив меня.
Я ничего не сказал на это. Я только нарочно медленно полез за сигаретами. Вера немедленно сморщилась:
— Ты специально, да? Как только я захожу, ты закуриваешь? Знаешь ведь, что я этого… что мне это не нравится…
На это я уже не мог не ответить.
— Я уже полчаса не курил, — оправдался я. Вранье, разумеется: последнюю сигарету я потушил за минуту до Вериного прихода. Она сразу это поняла:
— Рассказывай, как же: полчаса. У тебя, как всегда, дышать нечем… Ладно уж, кури, я все равно только на минутку… Так о чем я говорила?
— О том, что я, по твоему мнению, закуриваю специально назло тебе.
— Да нет… Я спрашивала: что ты творишь? Вот. Что ты меня путаешь… Так ты ответишь?
— Я тебя не путаю.
— Перестань. Я спрашиваю: что ты творишь?
— И
