Шрифт:
Закладка:
А учитывая, куда в итоге подалась оставшаяся без денег и жилья Мария, становилось ясно — сбежала она не от хорошей жизни и большой любви.
Возможно даже, ее и ребенка ищут.
При мысли, что кто-то мог обижать ее и желать присвоить, пришли злость и ярость.
«Если они думают, что смогут отнять у меня…»
Он оборвал собственную мысль и поправился. Его кольцо. У нее его кольцо, и на этом все. Не стоит наступать на те же грабли, что и его отец.
— Вы в порядке? — на лице помощника проглянуло беспокойство.
— В полном.
Он резко поднялся и направился в ванную.
Открыл холодную воду и плеснул себе в лицо. А когда разогнулся и взглянул в отражение в зеркале, на него смотрело обезображенное проклятием лицо. Узкие зрачки, отвратительная кожа, покрытая буграми.
— Что, не нравится? — прошипел он сам себе. А затем резко ударил по зеркалу. По стеклянной поверхности тут же разошлась паутина трещин. — Может быть, Марьяне-Марии понравится?
Ненависть стала такой привычной частью, что порой казалось, что ее и вовсе нет. Но стоит лишь немного тронуть больное, как она вновь расцветала вытаскивая за собой самые глубинные низменные чувства.
Что, если просто соблазнить молодую учительницу Бытовой магии? Такое единение может вернуть ему его эфир. Возможно, даже избавит от проклятия. Спасет его душу.
На костяшках была кровь, и он слизнул ее, ощущая вкус своей магии. Горький, отдающий гнилью и тошнотворным смрадом. Вкус разлагающейся души.
Нужно дождаться следующего момента, когда останется с ней наедине, а затем воспользоваться.
— Хотя зачем ждать…
А что, если не дожидаться? Он уже довольно давно и успешно сдерживает себя. Его маленькая ученица даже перестала бояться подходить к дверям во сне и первой с ним разговаривать. Может быть, предложить ей «уроки» прямо там? Сказать, что так эффективнее?
Вот только ничего говорить и не пришлось.
В тот раз она открыла ему дверь сама.
Глава 16
Я открыла дверь, и впервые с тех пор, как начались эти странные сны, заглянула в лицо тому чудищу, что караулило и искало меня все это время.
Налитые кровью глаза с узкими зрачками. Такие же, что я видела у Барса в апартаментах, когда он едва-едва пришел в себя после моей спасательной операции.
Вокруг него сгущались плотные темные клубы черного нечто, они то вытягивались лентами, то оплетали его руки и ноги, то снова превращались в облака пара.
Он смотрел перед собой, словно не верил, что дверь открыта, с подозрением, ожидая подвоха.
— Зайдешь? — улыбнулась я ему, проходя внутрь.
Мужчина сделал широкий шаг, словно стремился как можно меньше времени провести в проеме. Повернулся ко мне. Он смотрел странным немигающим взглядом, этими жуткими глазами, и во всем облике его проскальзывало то звериное, голодное, что так испугало меня пару дней назад.
— Ты сегодня ночуешь не в интернате? — он обвел глазами комнату, делая почти незаметный шаг в мою сторону.
— В интернате. Просто приснилось что-то, — пожала плечами, делая вид, что мне все равно до той обстановки, что меня окружает.
Хотя на самом деле меня почти трясло. Вон на той полке был альбом с фотографиями. Мои братья, племянники и племянницы, коллеги, друзья. Вся моя прошлая жизнь. А вот в том ящике лежат камешки, которые я привозила в детстве из путешествий с родителями.
Денег у нас особо не было, семья была многодетной, поэтому мы ездили не на моря, как все, а на близлежащие озера, речки. И в каждой такой поездке я находила и брала с собой какой-нибудь необычный камушек. Писала на нем маркером год и место.
И вроде бы мне не должно быть дела до этого десятка камней, но почему-то при мысли о том, что ни один из них я не смогу больше взять в руки, рассмотреть, мне хотелось плакать сильнее, чем при мысли о братьях. Братья-то имеют семьи, они, я знаю, счастливы, и у них все хорошо. А вот что будет с моими камушками?
Мирослав прищурился, придвигаясь еще ближе.
— Странно. Тебе не должно ничего сейчас сниться. В конце концов, это же не сон.
— Не сон? Но ведь ты-то мне снишься, — натянуто улыбнулась я.
— О, нет, — между нами оставалось чуть меньше шага, и мужчина легко его сделал. — Я реален.
Он притянул меня к себе, увлекая в чувственный поцелуй. И я… ответила.
Зарылась руками в его волосы, с жаром отвечая и даже пытаясь перехватить инициативу. Мне сейчас это было нужно. Чтобы справиться со всем, что со мной случилось. Если темное нечто внутри Мирослава хочет меня сожрать, то пусть делает это. Я хотела сама отдать сейчас всю себя без остатка. Отдать всю боль и тоску, что разрывали на части.
Почувствовав мой порыв, Барс перестал осторожничать. Ленты тьмы, окутывающие его тело, сгустились вокруг меня. Живот мазнуло холодом, и я поняла, что на мне ничего нет, кроме нижнего белья.
Когда на мне успела исчезнуть одежда?
Но эта мысль пропала, как и все прочие, захваченная яркими чувствами. Я доверчиво подставляла шею под страстные поцелуи, порой перемежающиеся с укусами. Сама направляла жадные руки, забываясь в бесстыдных ласках.
Мысли путались, всё казалось далеким и нереальным. Особенно чувствительное прикосновение вырвало из моей груди стон, на что Мирослав хищно улыбнулся, обнажая нечеловеческие острые зубы, и лизнул мою щеку:
— Хочу, хочу, хочу… как же я хочу тебя, — его шепот распалял не хуже касаний, все тело горело в ожидании большего.
Мы оказались на кровати, в голове возникали и гасли яркие вспышки. Жадные пошлые словечки, его руки, беззастенчиво властвующие надо мной, наши тела сплетались в этом танце страсти до тех пор, пока мы оба не оказались без сил, оглушенные охватившей враз негой.
Тело охватила слабость, но так спокойно и хорошо мне уже давно не было.
Мирослав обнимал меня, прижимая к себе так, словно боялся, что я в любой момент могу исчезнуть. Хотя, наверное, так оно и было. Что бы он ни говорил, это — лишь сон. Мы оба скоро должны проснуться.
— Это нечестно, — хрипло прошептал мужчина, бездумно глядя в потолок. — Ничего не изменилось.
Он осторожно поцеловал меня в макушку.
— А что должно было измениться?
— Я все еще хочу тебя, — он прикусил мочку моего
