В Минске немцы в конце 1943 года создали марионеточное правительство — Белорусскую центральную раду из четырнадцати человек под руководством Радослава Казимировича Островского. Проверкой на лояльность немцам было участие в уничтожении евреев. Нашлись люди, которые помогали айнзатцгруппам — они сбрасывали детей в ров, бросали туда гранаты, младенцам разбивали головы о камни. Председатель рады Радослав Островский пожелал обзавестись собственной армией, и нашлось тридцать тысяч добровольцев, готовых служить нацистам.

С удовольствием избавлялись от евреев поляки. Практически все лагеря уничтожения были построены на территории Польши. Не потому ли, что немцы знали: поляки в массе своей возражать не станут?

В середине девяностых в Варшаве я провел несколько часов, беседуя-с прекрасным польским артистом Даниэлем Ольбрыхским. Рассказывая о своей жизни, он заметил с грустью:

— Я провел детство на востоке Польши, где жили не только поляки. У нас были три костела и одна православная церковь. Каждое воскресенье сперва подавали голос костелы, а затем начинался перезвон колоколов православной церкви. К сожалению, уже не осталось ни одной синагоги — евреев либо убили, либо изгнали.

До войны в Варшаве проживало полмиллиона евреев, после начала войны прибавилось около двухсот тысяч беженцев. Все они были согнаны в гетто — квартал, обнесенный четырехметровой стеной, и понемногу уничтожались.

16 февраля 1943 года рейхсфюрер СС Гиммлер подписал секретный приказ: «По соображениям безопасности снести Варшавское гетто. Предварительно следует провести инвентаризацию всего пригодного к использованию жилого фонда и материальных ценностей любого рода».

«Непригодными к использованию» и, следовательно, подлежащими уничтожению оказались оставшиеся в гетто четыреста тысяч еще живых евреев.

17 апреля в Варшаву прибыл новый начальник службы безопасности и полиции группенфюрер СС Юрген Штроп. Бывший чиновник местного самоуправления в городе Детмольде, он осенью 1932 года вступил в СС. Он, возможно, ничего не добился бы в СС, если бы не счастливый случай. В его родных местах оказался сам Гитлер. Во время «хождения фюрера в деревню» высокие эсэсовские начальники положили глаз на расторопного, честолюбивого Штропа. Он пошел в гору.

«Постоянно готов действовать, находчив по форме и существу, поэтому способен занять любую должность», — говорилось в его характеристике после окончания курсов СС в Дахау. Штроп понадобился после начала войны. Он занимался тем, что «зачищал» оккупированные территории от славянских и еврейских «недочеловеков»; руководил службой безопасности во Львове, Кировограде, Херсоне.

19 апреля 1943 года Штроп приступил к исполнению приказа Гиммлера. Два батальона СС ворвались в гетто. Они должны были отправить всех евреев в концлагерь. Операцию группенфюрер Штроп планировал завершить в три дня.

Но в Варшавском еврейском гетто вспыхнуло восстание. Узники гетто оказали отчаянное сопротивление. В немецких солдат полетели бутылки с зажигательной смесью. Евреи сражались за каждый дом, за каждый метр улицы.

Сначала эсэсовцы отступили, затем стали штурмовать квартал при поддержке артиллерии и огнеметов. Многие сгорели заживо. Оставшихся в живых эсэсовцы построили в длинные колонны и отправили в Треблинку.

Сражавшийся в Варшавском гетто Йосеф Раковер оставил завещание, датированное 28 апреля 1943 года: «Варшавское гетто погибает с боем, с выстрелами, в пламени, но без воплей. Евреи не кричат от ужаса».

Сражение в гетто продолжалось почти месяц.

«Большая акция, — докладывал Юрген Штроп в Берлин, — была закончена лишь 16 мая 1943 года в 20.15 взрывом варшавской синагоги».

Он приказал три экземпляра подробного отчета об уничтожении гетто переплести в кожу. Для историков и судей, перед которыми после войны предстал группен-фюрер Штроп, сохранился экземпляр, врученный Гиммлеру.

Последние участники сопротивления до начала июня скрывались в развалинах. После восстания в Варшаве Гитлер приказал ликвидировать все гетто. Юрген Штроп был переведен в Афины. Ему поручили организовать отправку греческих евреев в Освенцим. В конце войны он был высшим чином в СС и полиции безопасности, служил в Висбадене. Перед его дверями стояли две большие машины — «майбах» и «хорьх». Он ходил с моноклем. Порядок в парке, окружавшем его резиденцию, поддерживали рабы, ввезенные в Германию.

После войны его арестовали американцы и в 1947 году приговорили к смертной казни. Но приговор не был приведен в исполнение, потому что выдачи Штропа потребовали польские власти. Сокамерник спросил бывшего эсэсовца:

— Вы сами-то бывали в гетто?

— Конечно, — ответил Штроп, — мне приходилось дышать этой мерзкой еврейской вонью. Вечером я возвращался к себе, принимал ванну и обтирался одеколоном.

— А вам не кажется, что восставшие защищали свое человеческое достоинство и честь своего народа?

— Еврей, — убежденно сказал Штроп, — не является полноценным человеком. У них нет ни чести, ни достоинства. Евреи — недочеловеки. У них кровь другая.

Этот немец к тому времени несколько лет просидел в тюрьме. За его плечами был американский суд, вынесший ему смертный приговор. Ему предъявили тысячи документов, и десятки свидетелей подтвердили его преступления. Но ничто не тронуло его душу. Он продолжал твердить: то, что было правильным, не может стать неправильным. Он выполнял приказ законных властей Германии.

В 1951 году Штропа еще раз приговорили к смертной казни в Варшаве и повесили.

По-настоящему мир узнал об уничтожении евреев после того, как советские войска освободили Маутхаузен. Постоянно возникает вопрос: что сами немцы знали о концлагерях и казнях?

Дочь личного фотографа фюрера Генриетта Гоффман (она вышла замуж за руководителя молодежи германского рейха рейхсляйтера Бальдура фон Шираха) рассказывала, как она однажды посмела заговорить с фюрером о том, что происходит на оккупированных территориях.

В апреле 1943 года она ездила к друзьям в Амстердам и увидела депортацию евреев. Она ужаснулась тому, как беззащитных женщин загоняли в вагоны, чтобы отправить в концлагеря. Вернувшись, позвонила Гитлеру и напросилась к нему в Оберзальцберг.

Ужин подали около двенадцати ночи. Гитлер не мог заснуть и не желал оставаться в одиночестве. Он явился в плохом настроении после чтения сводок с фронта. Вошел, вытирая глаза платком, и сел между Генриеттой Гоффман и Евой Браун. Гитлер поцеловал даме ручку, рассеянно поинтересовался:

— Вы были в Голландии?

— Да, поэтому я хотела с вами поговорить. Я видела ужасные вещи. Я не могу поверить, что там действительно исполняют вашу волю.

Фюрер посмотрел на нее с удивлением:

— Идет война.

— Да, но это были женщины, беспомощные, бедные женщины, которых отправляли в лагерь. Все вещи у них отобрали, семьи их больше не существуют. Я так понимаю, что они не вернутся назад…

— Вы сентиментальны, фрау фон Ширах. — Недовольный Гитлер встал. — Что эти евреи в Голландии с вами сделали?

Она тоже встала. Гитлер взял ее за руку:

— Поймите, каждый день погибает десять тысяч моих людей, незаменимых