Толик был завсегдатаем кинотеатра не только из-за мороженого и автоматов. Он был очарован таинственной и пленительной атмосферой этого заведения, предвкушая, как совсем скоро, когда он закончит театральное училище, а, может, и того раньше, потрясенные горожане и бывшие одноклассники узрят на белом знамени экрана и его, Толика, неотразимый анфас. Он грезил этим всякий раз, когда в утробе зрительного зала медленно и печально испускали дух невидимые светильники, тьму пронзал горний луч кинопроектора, и на экране начинало твориться волшебство, предшествуемое киножурналом с рассказом о трудовой вахте на полях и в цехах (если повезет — "Фитилем" или "Ералашем").

Объятый думами лишь о преследуемой им Нике, сегодня Тэтэ был готов смотреть, что угодно, — хоть "Ленина в Октябре". Но Ника и Перс, ясное дело, "Ленина в Октябре" смотреть не собирались и ради него в кино бы не пошли. Они пошли совсем на другой фильм. В лоно "Дуни" на целую неделю вновь вернулась уморительная французская комедия "Не упускай из виду!". Целую неделю долговязый одуванчик Пьер Ришар, неутомимый и неуклюжий в своей почти цирковой пластичности, опять будет вихрем носиться по вагонам вакхического экспресса, от кого-то убегая, кого-то догоняя, собирая по пути синяки, шишки и поцелуи смазливых девиц. Тэтэ видел этот фильм уже несколько раз, но, конечно, не прочь был насладиться им снова, как и любой мало-мальски интересующийся кинематографом житель города. Французские и итальянские комедии пользовались у местной публики особым успехом, уступая лишь певучим и трясучим индийским кинолентам. Недосягаемая западная жизнь во франко-итальянских комедиях представала на экране во всей своей радужной роскоши, а дурацкие ситуации, в которые то и дело попадали их несуразные герои, казалось, сокращали непреодолимую дистанцию между советскими гражданами и иностранцами, делая последних менее совершенными и безупречными в глазах зрителей.

…Когда Толик и Венька взбежали по ступенькам кинотеатра, Персова троица — "наперсники", как их прозвал Тэтэ — уже стояла возле самого окошка кассы. За ними змеиным хвостом вилась очередь, состоящая, преимущественно, из школьников, алкавших зрелищ в праздничный день. Толик решительно рассек "хвост" плечом, протиснувшись в очередь сразу за Мартьяновым. "Э, але, куда прешь?!", — вознегодовали оттертые им какие-то незнакомые пацаны. "Не возбухайте, — резонно ответствовал Тэтэ. — Мы вот за ними занимали. Кол, подтверди!". Кол глянул на одноклассников, на незнакомцев и тоном, не терпящим возражений, сообщил: "Да, они за нами!". "Тетенька, дайте, пожалуйста, нам два места за этими ребятами, которым вы только что билеты продали. То есть, в следующем ряду", — просительно затараторил Тэтэ в окошко, как только Перс и сопровождающие его лица отошли от кассы. "Здесь не гостиница, чтобы места выбирать, — сердито отрезала кассирша. — Бери те, что есть". — "Ну, тетенька, пожалуйста, это же наши одноклассники, мы рядом хотели!.." — "Два билета?". — "Да!" — "80 копеек". — "Спасибо вам огромное, великодушная женщина! Спасибо! С праздником вас — с Великим Октябрем!". — "Следующий!".

В кинотеатре "наперсники" первым делом направились в бар пить соки. Толик уступил просьбам Веньки и последовал за ним к игровым автоматам. Это, в общем, совпадало с намерениями Тэтэ: он пока не хотел лишний раз маячить перед глазами у Перса, да и наличности на БАРские, как говорил Тэтэ, удовольствия в виде мороженого и соков у них с Венькой могло не хватить. Зато в "Морском бое" Толик считался настоящим асом. Поразив зелеными пунктирными залпами все вражеские корабли, он заработал призовую игру, которую подарил Веньке. Автоматы сейчас мало волновали Тэтэ. Его план заключался в том, чтобы в зале сесть за спиной у "наперсников" и либо подслушать их интимную беседу, либо лишить их возможности вести подобные разговоры — в зависимости от того, насколько Ника к нему безразлична и насколько далеко они с Персом зашли в своем бесстыдстве. Однако в зале Толик понял, что рано рассыпался в благодарностях кассирше: подлая баба продала им с Венькой билеты на места в нескольких рядах впереди "наперсников". Пришлось договариваться с мальчишками, занявшими стратегическую высоту за спинами Ники и Перса. "Мужики, по-братски!.. Давайте билетами махнемся, а? Пожалуйста! — зашептал им Тэтэ. — У нас места лучше, ближе сидеть будете! А нам здесь очень надо! Пожалуйста!". "Мужики" оказались сговорчивыми. Перс, услышав сзади возню и шепот, ухмыльнулся при виде Толика: "Снова ты, Анатоль? Ты все время где-то рядом". — "Ага. Вот в кинишку намылился, правда, без Лели, но с Венькой. Люблю Ришара. А ты, Вероника?". — "Тоже". — "Здорово! Я почти все фильмы с Ришаром видел — "Он начинает сердиться", "Невезучие", "Высокий блондин в черном ботинке", "Укол зонтиком", но этот, полагаю, — лучше всех. Он здесь, короче, играет сотрудника банка, который…". "Анатоль, содержание не надо пересказывать, — барственно прервал его Перс. — Мы этот фильм тоже не первый раз смотрим". "А я не вам рассказываю, а Веньке: он его еще не видел, так ведь? — Тэтэ подмигнул другу. — А Венька предпочитает подготовиться к просмотру, узнать краткое содержание киноленты, чтобы не получить потом эстетический шок. Так вот, Вениамин, у этого банкира есть подружка, молодая и красивая, и она…". Толик внезапно осекся. В пятом ряду слева он увидел отца с какой-то девушкой — молодой и красивой. Точнее, если бы Толик был взрослым мужчиной, он бы сказал, что девушка совсем молодая. 15-летний же Толик отметил про себя, что она совсем взрослая — лет 20, а то и больше. Но точно красивая. Толик никогда раньше не видел эту девушку. Раздираемый такими противоречивыми желаниями, как желание вскочить и желание вжаться в кресло поглубже, он смотрел на пару в пятом ряду во все глаза, боясь, что отец почувствует и обернется. Но отец не оборачивался. Улыбаясь, он что-то говорил своей спутнице, почти касаясь губами ее уха. Девушка, тоже улыбаясь, чуть отпрянула и наманикюренным ногтем смахнула у отца со щеки упавшую ресницу. Позже, прокручивая в памяти этот эпизод, Толик приходил к выводу, что более всего его тогда потряс и возмутил этот жест — женский ноготь смахивает ресницу с отцовской щеки. Это мог сделать только очень родной отцу человек. Мать Толика. Незнакомка не была родным для отца человеком, и ее жест был жестом воровки, которая задумала украсть отца у Толика, матери, деда. Самое ужасное, что отец, судя по всему, не возражал…

"Толян, ты чего, заснул? — Венька вывел его из оцепенения. — Что ты там увидел?". "Ага, заснул немного… Нет, ничего, показалось…, — забормотал Толик и подался вперед, как кучер