ей в ответ: "Я бы и тебя пропил, если б мог!..". Несколько раз дрались даже…". — "А ты единственный ребенок в семье?". — "Нет, у меня есть старшая сестра. Но она уже замужем, сейчас в Риге живет. А я вот не знаю, что с родителями будет, если я поступлю в институт и уеду. Боюсь, как бы они не поубивали друг друга". — "Может, они к тому времени разведутся…". — "Думай, что говоришь. Если они разведутся, папа точно один пропадет. Окончательно сопьется". Обескураженный Тэтэ умолк. Мысленно он проводил параллели со своей семейной ситуацией и спрашивал себя, что же хуже — когда отец пьет и дерется с матерью или когда отец изменяет матери, обманывает ее? Наверное, все-таки отец-пьяница хуже. На его собственного отца, конечно же, нашло какое-то временное помрачение. Но отец одумается, оставит эту девицу из кинотеатра, мать его простит, и они все вместе снова будут жить, как раньше. Как будто ничего и не было. А пьющий отец — это сложнее… Эту проблему, наверное, так быстро не решишь. Толик раньше относился к пьяным со снисходительным юмором. Должно быть, потому что близко с ними никогда не сталкивался. И не представлял, что можно каждый день лицезреть в своем доме пьяное животное, которое приходится тебе отцом…

"Пошли, — Ника спустилась со скамейки. — Зябко уже. И темнеть скоро начнет". Обратно они шли без слов, думая каждый о своем. Уже возле Никиного дома Тэтэ сказал: "Послушай, Ника, я, конечно, не такой умный, как Перс. Это он у нас вумный, как вутка, только вотруби не ест. Но и я могу с уроками тебе подсобить. Не со всеми предметами, правда, но с теми, в которых разбираюсь, помогу. Ты обращайся, пожалуйста. Ладно? И в кино мы с тобой тоже можем ходить. И гулять, как сегодня". — "Спасибо, Толик. Я знала, что ты хороший. Рада, что не ошиблась. Вон мой дом. Дальше я дойду сама. Не надо меня провожать, правда. До завтра!". — "До завтра, Ника!".

Несмотря на шокирующие подробности семейной жизни своей возлюбленной, в родную хижину Толик возвращался вприпрыжку. Разве что не танцевал на асфальте. Хотя тянуло. Он признался Нике в любви! Он поцеловал ее!!! Если бы кто-нибудь еще утром предсказал ему такое, Толик поверил бы в это не больше, чем в вегетарианство Веньки. Или в северное сияние над их школой. Но это случилось — и признание в любви, и поцелуй! И она сказала, что он хороший. И с Персом у нее ничего нет: Ника не может врать, не может. И они будут гулять и ходить в кино! О, как Толик был счастлив! Никогда еще он не испытывал такого пронизывающего с ног до головы ощущения абсолютного, головокружительного счастья! Вот только что сказать родителям, если спросят, отчего это он так сияет и искрится? Скажет, что из-за пятерки по английскому языку. А он ведь ее, действительно, получил!

У его подъезда толпились какие-то люди, стояла машина "скорой помощи". При виде "скорой" на душе у Толика стало нехорошо. Бывает так, когда, проснувшись солнечным утром, омывшись живой водой контрастного душа, растерзав шипящую от страсти яичницу, испив чаю и выкурив первую душистую сигарету, ты в великолепнейшем настроении, полный сил и великих замыслов, не допуская и мысли, что кто-то в мире может быть несчастлив в такое дивное утро, твистующим аллюром сбегаешь по лестнице, напевая что-то из Кальмана, тычком распахиваешь дверь подъезда и видишь напротив машину с красным крестом. И твое солнечное настроение разбивается об этот борт с красным крестом вдребезги, как бутылка шампанского — о борт спускаемого на воду корабля. И сердце у тебя невольно начинает ныть. И, отводя глаза, ты торопливо идешь своей дорогой, стараясь не думать о том, кого и зачем ждет здесь эта машина… Еще хуже, когда ты видишь "скорую" у своего подъезда вечером, возвращаясь домой в превосходном расположении духа. В этом случае твое настроение не просто мгновенно портится. В этом случае тебя мертвяще студеной волной окатывает самая настоящая тревога. Потому что нет уверенности в том, что "скорая" не пожаловала к кому-то из твоих родных.

У подъезда Толик увидел отца и успел удивиться тому, что отец, вопреки обыкновению, вернулся домой так рано. Задние двери у "скорой" были открыты. Санитар завершающим усилием задвинул в освещенное чрево носилки, на которых лежал кто-то, укрытый клетчатым одеялом. Отец вскочил следом. Заметив Толика, он приостановился и, схватившись рукой за дверь, высунулся из проема: "Толик, иди домой!.. Будь с мамой! Я еду в больницу — деду плохо! Будь с мамой, слышишь?". Двери захлопнулись. "Скорая" отъехала от подъезда. Через секунду вечерний полумрак располосовало истошное завывание сирены.

Толик, еще ничего не понимая, но, уже чувствуя, что случилось что-то очень плохое, помчался наверх. Дверь в квартиру была приоткрыта. Внутри суетились женщины, исключительно женщины. Толик узнал некоторых из них: это были коллеги матери из поликлиники. Мать лежала на диване с закрытыми глазами, голова и плечи ее были приподняты горой пышных купеческих подушек. Рядом сидела медсестра, впиваясь жалом шприца в беззащитную бледно-синюю вену на локтевом сгибе матери.

Как узнал позже Толик, мать в тот день днем позвонила домой с работы, чтобы узнать, как у них с дедом дела. Ей никто не ответил. И во второй раз. И в третий. Заподозрив неладное, мать отпросилась с работы и поехала домой. Дома она нашла деда лежащим в постели без сознания. Пульс у него еле прощупывался. Вызвав "скорую", мать до приезда медиков безуспешно массировала деду грудную клетку и делала искусственное дыхание. Прибывшие врачи "скорой" деликатно, но твердо попросили мать отойти и успокоиться, а сами, окружив кровать, на которой по-прежнему неподвижно лежал дед, заклацали чемоданчиками, зазвякали инструментами и ампулами, обмениваясь короткими четкими фразами. Мать, стоя в коридоре рядом с медсестрой, произносившей успокоительные заклинания, все же расслышала долетевшие из комнаты слова "клиническая смерть", после чего сама потеряла сознание.

…"Толенька, пойдем со мной, я тебя покормлю, — тетя Галя, Венькина мать, положила ему руку на затылок. — Пойдем-пойдем, надо покушать". Они уже почти переступили порог, когда в коридоре зазвонил телефон. "Погоди, я возьму", — тетя Галя вернулась и сняла трубку. Звонили из больницы, чтобы сообщить, что дед умер. Он умер еще по дороге в больницу, в машине "скорой". Умер на сей раз уже не клинической, а самой обычной смертью.

Глава 22

Целый месяц после смерти деда Толик жил в странном мире — сумеречном и