как свидетельствует названный автор, «взяла (немного) мяса и молока и кое-что (из того), что мы подарили ему, вышла из (пределов) домов в дикую местность, вырыла яму, погребла в ней то, что имела с собой, и произнесла (какие-то) слова. Я же сказал переводчику: "Что она говорит?" Он сказал: "Она говорит: это подарок для Катагана, отца Этрека, который преподнесли ему арабы"» (Ковалевский А. П., 1956. С. 129). Катаган давно уже умер, и ритуальное действо, наблюдаемое Ибн-Фад-ланом, было не чем иным, как «посылкой на тот свет».

Этнография располагает сведениями, что жители алтайских селений устраивали собственными силами подходящее «плохое место» для удобства общения с Нижним миром. В этом случае, как сообщает А. В. Анохин, «строительный материал жертвенника: шесты, колья и дерево, на которое подвешиваются части жертвенного животного, выбираются дурного качества, кривые и старые. С целью умерить алчность Эрлика на будущее таилка (жертвенник. — М. К.) иногда ставят около шиповника, боярышника и облепихи, которых он боится, устраивают непременно в северной, менее почтительной стороне, в отдалении от стойбища, за городьбой, в темном уголке, куда выкидывают отбросы и сваливают падаль» (Анохин А. В., 1924. С. 2–3).

Очевидцев удивляло, что, несмотря на страх и почтение, испытываемое к Эрлику, алтайцы находят возможным «обманывать его и допускать те или иные неприязненные действия по отношению к нему» — в частности, приносить в жертву тощих, больных животных (Анохин А. В., 1924. С. 1). Однако здесь все, наверное, не так просто. По отношению к «изнаночному» Нижнему миру на каких-то ритуальных уровнях, возможно, допускалось уважение «наоборот». Кроме того, не исключено, что нижние духи предпочитали именно ущербные жертвы. Коми-пермяки, например, считали, что нижние боги сами намечали нужное им животное, насылая на него болезнь (Смирнов И. Н., 1891. С. 253).

Зарыванию в землю семантически близки любые способы помещения ниже обычного уровня, в том числе погружение в воду, в болото и пр. Дело в том, что у сибирских аборигенов мир вод был, по существу, синонимом Нижнего мира. В «шаманском сне» нганасан фигурирует черное озеро, расположенное между колен мифического антропоморфного существа; это озеро при разгадывании сна объясняется как открытый черный «рот» Земли, «рот» болезней, «дыра в земле для могил» (Грачева Г. Н., 1976). У обских угров главный вход в Нижний мир находился в низовьях Оби или в Северном Ледовитом океане. В эвенкийском сказании авахи (злые духи), пленив богатыря, унесли его в сторону солнечного заката, где находилось озеро, через которое можно попасть в Преисподнюю (Василевич Г. М., 1966. С. 259). Эскимосский шаман, отправляясь в Нижний мир, делает движения, имитирующие ныряние. Аналогично поступают шаманы у якутов, долган и др. (Элиаде М., 1998. С. 224, 181).

Еще не так давно у ряда народов был весьма распространен обычай погребать людей, подозреваемых в связях с нечистой силой, в воде иди в болоте. На Руси это практиковалось по отношению к так называемым «заложным» (нечистым) покойникам, которых хоронили в трясине или вообще в пониженных заболоченных местах. В тех случаях, когда «заложного» покойника по ошибке погребали на общем кладбище, его откапывали, переворачивали вниз животом и выливали в могилу несколько ведер или бочек воды (Зеленин Д. К., 1912).

2. Втыкание в землю следует рассматривать как разновидность зарывания. Этот обычай мог появиться в неолите, а то и в конце мезолита (около VII–VI тысячелетий до н. э.), о чем говорят известные для тех времен случаи вертикальных захоронений людей (Оленеостровский могильник в Карелии, погребение Пеган на Южном Урале, одно из захоронений могильника Заречное в Присалаирье). Втыкание в землю ножей, наконечников копий, стрел и др. отмечено в Турбинском могильнике (Камское Приуралье), Ростовкинском могильнике (низовья р. Оми), относящихся к средней бронзе (около второй трети II тысячелетия до н. э.), в некоторых погребениях глазковской культуры Прибайкалья (примерно то же время), в западносибирских средневековых капищах и пр. Похожий способ помещения предметов можно было еще сравнительно недавно наблюдать на хантыйских, мансийских, селькупских, северосамодийских кладбищах, где у могил оставлялись воткнутые в землю копье, хорей и некоторые другие вещи.

Якутский шаман по окончании камлания нередко «очищал» шаманское место, «вколачивая» вылезшую на поверхность темную силу обратно в Преисподнюю. Затем просил отверстие закрыться и зарасти травою (Алексеев Н. А., 1984. С. 152). В остяцкой сказке богатырь, вступив в смертельную схватку со злым существом Ялянем, сначала «вбил его в землю с руками и ногами», затем сжег; при этом пепел сожженного превратился в мелкий гнус — комаров и мошек (Мифы, предания, сказки…, 1990. С. 93). Кстати, у обских угров есть примета: злой дух, житель подземного мира, оказавшись на земной поверхности, при ходьбе втыкает свой посох глубже, чем обычный земной человек (Кулемзин В. М., Лукина Н. В., 1973. С. 17). Некоторые народы Азии за отдельные виды преступлений, в том числе прелюбодеяние, наказывали следующим образом: зарывали виновного по шею в землю и оставляли умирать в таком беспомощном состоянии.

«Втыкание», как и зарывание, считалось особенно эффективным там, где Нижний мир близко подходил к поверхности: в царстве Кощея, Змея Горыныча, на кладбище и вообще в «плохих» местах. Этим способом в русских сказках многоглавое Чудо-юдо и Иван-богатырь на Калиновом мосту пытаются поочередно поглубже «воткнуть» друг друга: первым ударом — по колена, вторым — по пояс и т. д.

Интересно, что с усложнением структуры общества (до уровня военной демократии?) у некоторых народов начинает формироваться представление о большем социальном преимуществе «стоячей» позы перед «лежачей» и «сидячей». Однако все известные мне исторические и этнографические подтверждения престижного характера стоячего положения погребенного в могиле наблюдались за пределами Сибири: стоячие захоронения древнеирландских королей; погребения перуанских вождей на стоячем живом коне и др. (Смирнов Ю. А., 1997. С. 109–110).

3. Ломка или иная намеренная порча. В Сибири ритуальная порча могильных вещей встречается в неолите, но становится особенно выраженной, начиная с энеолита (Андреевский могильник близ Тюмени, Самусьский могильник в низовьях Томи, погребения глазковской культуры в Прибайкалье и др.), и продолжает существовать в тех или иных проявлениях вплоть до этнографической современности.

И. П. Росляков писал о погребальных обычаях остяков: «У всех… вещей, кладутся ли они в гроб или бросаются на кладбище, на дне их или сбоку непременно пробивается дырка или делается какой-нибудь другой изъян: отбивается дужка или вещь надкалывается; если вещь деревянная или если это нарта, то выламывается несколько копыльев; если это шест — он надламывается; если колокольчик — у него вырывается язычок; если какая-нибудь принадлежность одежды — от нее отрезается какая-то незначительная часть ее; если это деньги серебряные или медные —