В гостиной появился Шрипат. Тщательно одетый и причесанный, он казался другим. Не прежним и даже не новым — совсем другим человеком. В глазах его еще тлели огоньки непотухшего гнева, но лицо было непроницаемым и неподвижным, как у каменного истукана.

— Уна приезжает поездом девять сорок. Если хочешь, могу по дороге завезти тебя.

— Спасибо, Шрипат, как-нибудь сама доберусь. Так вот, значит, отчего вся эта спешка — Уна возвращается!

Лицо Шрипата стало еще более жестким. Каким-то пресным тоном он процедил сквозь зубы:

— Ты говоришь так, будто тебя собирались изнасиловать здесь.

Ратти почувствовала, что невидимая рука швырнула ее на живую изгородь из кактусов и ей теперь приходится продираться сквозь тысячи острых колючек. Дрогнувшим голосом сказала:

— Твой выбор выражений оставляет желать лучшего, Шрипат!

Шрипат, на лету подхватив брошенный в него камень, швырнул его обратно:

— Вот-вот. Именно это я хотел сказать тебе.

Ратти встала.

— Будет, по-моему, гораздо лучше, Шрипат, если мы с тобой постараемся забыть про этот день и будем просто помнить друг друга по-хорошему. И пожалуйста, не надо столько горечи и злобы, у меня на душе и без этого скопился большой запас людского яда!..

НЕБЕСА

Зазвонил телефон.

— Ратти?

— Слушаю.

Подчеркнуто вежливый голос в трубке:

— Это говорит Дивакар.

— Дивакар! Как это ты про меня вспомнил?

— Видишь ли, я так часто передавал тебе поручения и приветы от Римы и Кеши, что на этот раз решился позвонить просто сам от себя. Между прочим, я сегодня звоню тебе уже третий раз.

— Ох!..

Взгляд Ратти сделался задумчивым. На лице отразилась какая-то мимолетная внутренняя борьба. Она слегка нахмурилась. Доверительно понизив голос, словно Дивакар стоял рядом с ней, проговорила:

— Сказать тебе откровенно, Дивакар, телефон сегодня действительно три раза звонил, но я просто не могла себя заставить снять трубку. Почему-то очень не хотелось, чтобы чей-нибудь голос нарушал мое уединение.

На другом конце провода — долгая пауза. Молчание, которое нависает в телефонной трубке всякий раз, когда что-то где-то ломается или нарушается связь.

Ратти с безучастным видом ждала, что будет. Длинный жужжащий гудок — связь прервана. Подождав одну, показавшуюся ей непомерно долгой минуту, Ратти сама набрала номер.

— Алло!.. Это я, Дивакар.

— Так и знал, Раттика, что ты позвонишь!

— Если ты был в этом так уверен, ты, должно быть, и впрямь про меня все знаешь!

— М-м… На это претендовать не могу, но кое-что мне действительно известно.

— Не сомневаюсь! Рима и Кеши, наверно, изложили тебе мою биографию во всех подробностях: год рождения, и какие я рубашки ношу, и сколько за раз…

— Э-э, постой, постой… К чему этот тон? Ты ведь сейчас и не говоришь даже, а прямо как серпом режешь!

В голосе Дивакара слышались упрек и легкая обида. Ратти засмеялась:

— Да нет, я просто болтаю, чтобы что-то сказать.

— Неправда. Чтобы кольнуть, и побольнее.

Ратти захотелось немножко пожалеть себя.

— Что ж, может быть, ты и прав. У человека, которого все время язвят и колют, поневоле возникает иногда желание ужалить другого, даже ранить…

Дивакар помолчал немного.

— Раттика, прости, но это какой-то совсем уж болезненный разговор. И я вижу, такие разговоры у тебя просто в привычку вошли. Я хочу сказать… Ты-то ведь не больная, ты — здоровая, так зачем же…

— Ну, сегодня я тебе на это ничего не скажу, Дивакар. Хотя признаюсь: это действительно привычка, и очень старая. Тут ты прав.

Дивакар весело рассмеялся:

— Знаешь, Ратти, ты, кажется, сочинила про себя целую книгу и помнишь любую строчку на любой странице! Тебе и читать не нужно — все наизусть процитировать сможешь.

Ратти его шутка совсем не понравилась. Сказала сухо:

— Что ж, почему бы человеку и не почитать про себя самого, если он одинок и вокруг него на много-много миль безлюдная пустыня? И вообще, что происходит с человеком, когда он один, может понять только тот, кто это одиночество на себе испытал. Со стороны этого не увидеть, Дивакар!

Дивакар долго молчал, а потом вдруг разразился безудержным хохотом. Он хохотал так, будто выпил по крайней мере три двойных порции подряд.

— Ох, Раттика, да ты себя прямо-таки колючей проволокой окружила! Сидишь за этой оградой и только покрикиваешь на тех, кто снаружи: «Эй, поосторожней, куда лезешь!.. Не видишь, что ли, — колючки!..»

Ратти не могла не рассмеяться в ответ:

— Браво, Дивакар! Знаешь, что ты сделал? Ты отыскал номер внутреннего телефона Ратти — телефона ее души!

Дивакар почему-то больше не смеялся. Затаив дыхание, спросил после паузы:

— И… И что же ты об этом думаешь, Ратти?

— Я? Я очень удивлена и немножко боюсь тебя!

В голосе Дивакара послышалось горячее, страстное волнение:

— Нам нужно увидеться, Ратти, сегодня вечером, непременно!

Ратти словно почуяла какую-то опасность:

— Нет, Дивакар, только не сегодня! Ты извини меня, но просто никак не могу…

Но Дивакар будто и не слышал ее:

— Обязательно сегодня, Раттика! Я должен увидеть тебя!

Ратти показалось, что этот бегущий по проводам голос, проникая каким-то образом в ее комнату — точно просачиваясь через телефонный аппарат, — завораживает ее, сковывает по рукам и ногам.

Чуть слышно произнесла имя Дивакара. Имя это прозвучало в ее ушах как призыв проснуться, пробудиться наконец от долгого сна:

— Эй, вставай, Ратти!.. Вставай скорей! Время пришло!..

Погруженный в какие-то свои размышления Дивакар вел машину по гладкому шоссе. Город давно уже скрылся вдали. На заднем сиденье Ратти то и дело беспокойно вздрагивала, вглядываясь в неясно мелькавший в сгустившихся за окном сумерках пейзаж — подавленная его мертвым безмолвием. Ощущение пройденного расстояния, многих миль, оставшихся далеко позади, пришло к ней внезапно — когда машина сделала на повороте крутой вираж, и породило в ее душе неясную тревогу.

Не отрывая взгляда от дороги, Дивакар протянул руку и накрыл своей ладонью пальцы Ратти. Почувствовал легкую, как колебание воздуха, нервную дрожь.

— Знаешь, Ратти, я ведь с самого утра только об одном и думал! Придешь ты или нет?

Ратти посмотрела на него открытым — без тени стыда и смущения — взглядом.

— А мне и думать было нечего, Дивакар. Я просто знала, что приду.

Дивакар тревожно оглянулся, словно ему нужно было не услышать, а увидеть ее слова.

— Ты не понимаешь, Раттика. Стоит мне только встретить тебя, поговорить с тобой, даже подумать о тебе, у меня на душе становится как-то неспокойно. Какое-то странное чувство…

Ратти покачала головой.

— Ну, уж на это, скорее, я должна сетовать. Ты знаешь, когда мы с тобой говорили по телефону, я… была просто поражена!.. Даже дух захватило… Откуда тебе