Смех его больно уколол Ратти. Поставив стакан на пол, она повернулась к Дивакару, закинула руки ему на плечи:

— Мне сегодня почему-то хочется тянуть каждый глоток как можно дольше. Чтобы до утра хватило!..

Шаловливая улыбка исчезла с лица Дивакара. Несколько секунд он не сводил с Ратти горящих глаз. Потом притянул ее к себе, обеими руками взял за талию.

— Я тебя понял… Понял, Ратти!..

Ратти не шевельнулась. Не шелохнулась даже. Трудно было уловить выражение ее глаз: наивная дерзость — непрожитого-недожитого! — детства сменялась в них с накопившейся за годы одиночества настороженной сдержанностью, невеселым цинизмом много пережившей женщины. Вздохнув, приникла к Дивакару. Руки ее лежали на его плечах твердо, уверенно, но грудь волновалась, точно вода в наполненных до краев чашах.

Дивакар встал, увлекая за собой Ратти. Полуобняв, подвел к постели, уложил, поправил под головой подушку. Крепко поцеловал в обе щеки.

— Тебе нравится здесь, Ратти?..

— Хорошо, Дивакар… Хорошо, как никогда. Здесь так спокойно, так тихо…

Дивакар с ласковой улыбкой заглянул ей в глаза, осторожно, едва касаясь, погладил грудь:

— Самое покойное прибежище — это ты, Ратти!

Ратти несколько мгновений неотрывно смотрела на него, словно стремясь еще больше распалить сжигающее его пламя. Окинула взглядом слегка окрашенные слабым светом камина стены комнаты. Прижавшись к Дивакару, сказала тихо:

— Странно как-то: мы с тобой вдвоем, в этом коттедже, посреди леса. И никого вокруг!.. Если я вдруг услышу шум шагов, это будут только твои шаги — твои, и больше ничьи… Даже страшно… Мне вот сейчас кажется, что я вообще одна, что и тебя здесь тоже нет… Вернее — нет, помимо меня… Ты — это я, а я — это ты, понимаешь?..

Дивакар крепко поцеловал ее. Заглянул в глаза, усмехнулся:

— Я всегда знал, что у моей вещей Ратти есть третий глаз, которым она взирает на прошлое и будущее.

— Третий глаз, Дивакар, появляется рано или поздно у всех, кто не в ладах с жизнью. Кто привык терпеть и ждать… Кто получает удар за ударом и все-таки, превозмогая боль, каждый раз поднимается на ноги. Каждый раз!

Дивакар прилег на постель рядом с Ратти, вытянулся во весь рост, уткнулся лицом, словно желая спрятаться от кого-то, в ее плечо. Ратти осторожно погладила кончиками пальцев крепкую шею Дивакара.

— Дивакар!

Низкий голос Ратти прервался. Дивакар поднял голову, посмотрел на Ратти, покачал головой — они точно переговаривались друг с другом по некоему тайному, им двоим только известному коду. Руки Дивакара медленно скользили по телу Ратти. Казалось, он, затаив дыхание, плыл по какому-то пруду, стараясь изо всех сил держаться на поверхности, не погружаться вглубь раньше времени. Одна рука задержалась вдруг на мгновенье, как будто бы пальцы Дивакара нащупали в темной воде пруда бутон лотоса и попытались его сорвать.

Ратти лежала молча, не шевелясь. Дивакар заметил в ее глазах тревожные огоньки, отвернулся, зажмурился… В его ушах, нарастая с каждой минутой, звучал какой-то торжественный гул, подобный шуму морского прибоя, и он, радуясь этому, благословляя в душе этот божественный прилив, крепко сжал Ратти в своих объятиях. Совсем уже не владея собой, расстегнул пуговицы на ее груди. Руки его дарили Ратти блаженство. И получали его полной мерой. Развязал дрожащими пальцами стягивающий талию пояс, стал покрывать поцелуями чуть влажную, как сырая земля, кожу.

Ратти резко отстранила Дивакара, словно на берег вытащила, спасая от захлестнувшей его океанской волны. Пристально поглядела на него — каким-то новым, радостным взглядом, поцеловала в губы. Теперь уже ее пальцы гладили, ласкали, нежили шероховатую бархатистость его груди…

— Ратти!.. Раттика!..

…Залитая тусклым светом догорающего камина комната эта превратилась в святилище, где на жертвенном алтаре возлежали — друг подле друга — бог и богиня. Божества, которым предстояло еще добыть из скрытых в их собственных телах источников драгоценные капли амриты[24], вновь низвести на землю прекрасную дочь Бхагиратхи…[25]

Руки Дивакара мягко коснулись Ратти.

— О чем задумалась?..

— Я? Ни о чем. — Ратти накрыла руку Дивакара своей ладонью. — Просто жду, когда ты найдешь дорогу ко мне.

Дивакар звонко расхохотался:

— Какая непосредственность!..

Прильнул губами к ее губам — долгим, горячим поцелуем. Раздувающимися ноздрями вдохнул запах ее волос, погладил плечи. И вдруг одним быстрым движением откинул в сторону окутывавшее Ратти покрывало, обнимая ее всю, целиком… Испуганно вздрогнув, Ратти сжалась в комок, отчаянным жестом выставила перед собой ладони, точно желая остановить надвигающуюся на нее грозную лавину, смирить разбушевавшийся морской прилив.

Дивакар поглядел на нее внимательно, ласково. Провел рукой по горячему, наморщенному лбу, погладил по волосам.

— Тише, успокойся, не надо так… Ты хоть на миг расслабься, не мучь себя. Дай нам спокойно полюбить друг друга. Никто не заставляет нас делать это, но… Мы же оба с тобой хотим этого, Раттика!..

Ратти почувствовала, как из души ее уходит страх, а тело наполняется какой-то новой силой, точно весеннее поле, прорастающее зелеными побегами молодого проса. Взволнованная, возбужденная, приникла к Дивакару, едва касаясь губами, стала целовать. Гибкие пальцы Ратти, складываясь в чашечку цветка, ощупывали его мускулы, гладили плечи, грудь, как бы желая обнаружить скрытый источник наполнявшей их обоих страсти…

Дивакар стал жадно целовать слегка увлажненную грудь Ратти, полную, как ручей весной, нежную, как только что пробившийся росток, источник неизъяснимого счастья. Отстранился на мгновенье, склонил голову…

Поцелуи Дивакара давали Ратти ощущение полного, безграничного счастья. Такого счастья она не испытывала с детских лет, с тех пор, когда она с подругами беспечно резвилась на берегу пруда, прежде чем броситься в воду.

Ратти, дрожа от нежности и счастья, отбросила последнюю преграду. Огненный цветок мог теперь беспрепятственно приплыть с потоком жертвенного масла в ожидающий его, окрашенный алой киноварью сосуд…[26]

И — вот оно! Мягкий плеск… Жар священного огня. Согревающий… Возбуждающий…

Ратти рассмеялась про себя, весело, беззаботно… Наконец-то!.. И падали гроздья цветов. Осыпались один за другим лепестки розы.

— Ты… Я… Ты… Я… Мы оба!

…В тихой речной заводи забилась невесть как попавшая туда рыба. Чей-то пронзительный крик!..

Дивакар получил, наконец, освобождение.

На стройных ногах Ратти сверкали жемчужины.

И Ратти вдруг увидела, как в непроглядной тьме, сгустившейся вокруг нее за долгие годы, засверкала алмазным блеском яркая звезда.

Оба они одновременно очнулись от мгновенно овладевшей ими сладкой дремоты. Дивакар обнял Ратти, легонько погладил ее по голове, тихо шепнул:

— Скажи, Раттика, я хочу знать…

Наклонившись к нему и положив голову ему на грудь, Ратти сказала:

— Как никогда прежде!.. Ты снял с меня мое заклятье, Дивакар!

Ратти провела пальцем по его губам, как будто желая прочесть, что