Дивакар поцеловал ее.

— Ратти, ты — это чудесная заповедная страна, «Страна сапфиров». Проникнуть в эту страну нелегко: на ее границе путника подстерегает губительное пламя. Далее он попадает в благоуханный волшебный лес, где, однако, может промокнуть с головы до ног. В том лесу много высоких деревьев. В прозрачной тени деревьев скрыты целые россыпи драгоценных камней, и если…

Ратти, звонко расхохотавшись, больно ущипнула его:

— Смотри! Я тебя изобью сейчас! Я тебе что — женщина или глобус?

— Ах так!..

Ратти открыла глаза. Подле нее беспробудным сном спал Дивакар. Осторожно приподнялась, встала. Посмотрела на Дивакара. В его плотно закрытых глазах — молчание веков. Древнее, немое молчание, как будто бы родившееся из ее собственного чрева и воплотившееся в этом телесном облике.

Прислушалась. В синеющем за окнами мраке созревающей ночи звучала протяжная синяя мелодия[27]; мерный ритм вырывающихся из усталой груди тяжких вздохов. Ратти вдруг всю затрясло мелкой дрожью. Ей стало холодно, захотелось снова лечь в теплую постель. К Дивакару…

Подошла к камину. Распростерлась на ковре, подставив тело золотистому, ласковому теплу, которым дышали еще слабо мерцавшие в темноте угли. Расслабляющая, сонная усталость мгновенно охватила ее, заструилась перед глазами нескончаемым потоком. Счастье… Счастье… Яркий, налитый живительным соком цвет манго, распустившийся на нежном зеленом стебле…

Агника, огненная богиня![28] Пламя твое несет нам чистую и глубокую радость. Тобою зажженный костер разгорелся, наконец, в сиротливой пустыне Ратти, осветил и согрел ее… Заклинаю тебя: один только миг!.. Подари мне еще одно такое мгновение, чтобы я могла вновь пробудить в царстве своей души прекрасную Дивью[29], покровительницу земной любви!

Молитвенно сложив руки, Ратти взывала так к пробегавшим по тлеющим углям язычкам пламени, а глаза ее, озаренные новым, внутренним светом, уже искали Дивакара.

Оглядела себя с ног до головы. Удивленно — даже с каким-то почтением — провела рукой по телу: нет ведь, ничего не сломано! Цела осталась… Почувствовала непонятное смущение, как если бы она вдруг должна была теперь подвергнуться чьему-то внимательному придирчивому осмотру. Вздрогнув, позвала шепотом:

— Дивакар!..

Дивакар спал крепко, но этот шепот по каким-то неведомым, таинственным каналам сна мгновенно достиг его слуха. Он открыл глаза, увидел распростертую перед огнем Ратти, быстро встал.

Подошел к камину. Положил на угли несколько поленьев, сунул в середину горящий скомканный лист бумаги. Потянуло дымом, послышался легкий шуршащий треск — сухие дрова разгорелись в один миг.

Ратти взглянула на стоящего возле камина Дивакара — отблески пламени играли на его обнаженной груди — и почувствовала, как иной костер разгорается с грозным шумом в ее сердце.

— Ты когда встала, Раттика?

— Только что.

Еще раз поглядела на Дивакара и тут же отвела взгляд, словно перед ее глазами замелькали, засияли тысячи крохотных светлячков. Протянув руку, привлекла к себе Дивакара:

— Ты, Дивакар. Только ты…

Дивакар, опустившись на колени, осторожно коснулся волос Ратти. Погладил лоб… Подбородок… Дотронулся до нижней губы… Потом привлек к себе Ратти, сжал ее в объятиях, и на какое-то — долгое, как жизнь, — мгновение оба они так и застыли друг подле друга. Безмолвные, неподвижные…

Затаив дыхание, Ратти ждала — как ждет спасительного дождя иссохшая под летним солнцем земля.

Ратти уснула первая. Дивакар долго не мог заснуть, потом наконец задремал и сразу же увидел рядом с собой Ратти. Он хотел обнять ее, но… Задрожав от страха, мгновенно проснулся, открыл глаза: Ратти возле него не было!

Дивакар вскочил с постели. Ратти, стоя посреди комнаты, жадно пила воду из термоса.

— Раттика!

Дивакар протянул к ней руки.

Ратти сделала три шага вперед. Прошла три шага — словно прошла три столетия. Прилегла на кровать, положила голову на грудь Дивакара.

— Счастье стоять возле твоей постели… Счастье — слышать, как ты зовешь меня… Счастье — быть здесь и знать, что ты нужна.

Дивакар задумчиво гладил волосы Ратти. Потом вдруг с комической серьезностью произнес важным, начальственным топом:

— Ты, вот что, девушка, не вздумай-ка мою Ратти ревновать и завидовать ей! Поняла?

Ратти рассмеялась:

— Ты говоришь так, будто я — сама по себе, а твоя Ратти — сама по себе!..

Лицо Дивакара сделалось по-настоящему серьезным.

— А знаешь, Раттика, так ведь оно и получается. Ты уже не прежняя Ратти, которая осталась где-то там позади. Моя Ратти — та, что сейчас рядом со мной. Я знаю, что это только часть настоящей Ратти. Маленький кусочек… Но мне и не надо большего. Этого кусочка я добивался, его я и получил, наконец!

— Говори, говори… Тебя приятно слушать!

— Ты — как шелк, Раттика! Мягкий, прозрачный шелк…

Ратти шутливо дернула его за ухо.

— А ты знаешь, как этот шелк обрабатывали, как его колотили, прежде чем он таким стал?..

— Знаю! Ты меня просто поражаешь, Раттика! Хочется заглянуть тебе в душу и постараться понять, откуда у людей берется такая выдержка, такая сила! Но увы! Пока я мог только бросить взгляд туда. И боюсь, еще не скоро представится случай.

— Ну вот, это что за похоронный тон? У нас с тобой еще целый день и целая ночь впереди!

Обняв Ратти дрожащими от волнения руками, Дивакар стал целовать ее лицо, плечи, грудь.

— Раттика… Давно уже я любил тебя, но не мог и подумать, что когда-нибудь мы будем вместе!

Когда Ратти, одетая уже по-дорожному вошла в комнату, в каждом ее движении сквозила спокойная уверенность, а лицо сияло тихой радостью вновь обретенного самоутверждения.

Растроганным взором взглянула на Дивакара, все еще лежавшего в постели. Несколько секунд стояла неподвижно, не сводя с него глаз, потом подошла, склонилась в изножье и, откинув одеяло, запечатлела на ступнях Дивакара долгий, благодарный поцелуй.

Дивакар не сказал ни слова, не шевельнулся даже. На его лице серым облаком застыло непонятное, угрюмо-отчужденное выражение. Ратти присела возле постели, с легкой усмешкой молвила:

— А я сегодня выиграла в «кто раньше встанет»! Смотри-ка: я уже и оделась, и умылась, и вещи уложила, и погулять успела!

Дивакар по-прежнему молчал. И взгляд его оставался таким же, каким был — печальным, задумчивым, отрешенным, точно он не Ратти видел перед собой, а рассматривал вдали что-то совсем постороннее. Ратти решила немного подразнить его. Весело улыбнувшись, воскликнула:

— Ой, какой сердитый! Поглядишь — прямо страх берет!..

Дивакар, не отвечая, швырнул в камин недокуренную сигарету. Холодно поглядел на Ратти, которая, казалось, беззаботно порхала где-то в небесах на крыльях радости. Ратти уже научилась распознавать каждое, даже самое неприметное, движение его глаз. Протянув руку, коснулась его плеча — как бы желая заполнить, засыпать образовавшуюся между ними трещину.

— А вот в этой игре —