Замолотили в меня его кулаки. От мощных размашистых ударов я увиливала, пригибалась, а те, что послабее, блокировала, парировала, отводила телом – но надолго меня точно не хватит.

Днем я уже изрядно пропотела с Эрефиэлем и теперь запыхалась, против воли разила вполсилы. Глаза бегали по его телу, высматривая, какой мышцей дернет, куда отклонится – словом, откуда ждать удар? И тут разлившийся от сердца жар натолкнул на мысль.

Долго ли он сам выдержит в подобном темпе? Это ведь не первый его бой за сегодня.

Вселял надежду и бездумный напор, с которым Мунасен бросался в атаку. Не блефовал, не сочетал приемы, не маневрировал. Я петляла от стенки к стенке, порхая над песком, в точности как учил дядя Дункан в детстве.

– Да не юли, гадюка! – взревел он, промахнувшись двойкой.

Мой кулак точно настиг его в лицо. По корпусу можно и не пытаться бить. Лучше – по самому уязвимому.

Я увильнула к середине ямы: руки вскинуты, пятки подняты, перескакиваю на носках, молниеносно отвечу на любой ход.

Публика освистывала, задирала меня.

– Отлипни от стены! Сколько можно!

В противном случае великаньи кулаки загонят меня в могилу.

Соперник вновь рьяно бросился в атаку, и я готовилась увернуться. Нужно взять его на удушающий.

Мунасен повел правым плечом, но лишь для вида, и поразил левой. Удара я не помню – лишь как отлетаю прочь. В голове тотчас помутилось, в глазах почернело.

Не давая опомниться, великан рванул меня за волосы вверх. Носки едва чиркали по песку, я в голос стонала.

– Провести удумала? – В прежний его непоколебимый бас вплелась хитреца. Он сам меня провел и этим гордился.

Подлинный артист, он рисовался добычей перед ликующими болельщиками: руки широко раскинуты, в одной зажата я. Как больно было висеть!

Гигант замахал свободной рукой, заводя толпу.

– Мунасен! Мунасен! Мунасен!

Вскинул руку, вскинулось и всеобщее пламя, теша его тщеславие. Косая улыбка говорила красноречивее слов.

Он со всего размаха впечатал кулак мне в лицо.

Меня встряхнуло, из глаз посыпались искры. На губы неприятно хлынуло теплым. Как видно, в какой-то миг между проблесками сознания великан сломал мне нос.

– Мунасен! Мунасен! – разгоряченно скандировала толпа. Слова слеплялись в кашу. – Мунасен! Мунасен!

Еще удар – теперь под дых, от которого я сжалась в ком и тут же вновь обмякла, мучительно хватая ртом воздух. Хоть бы внутри ничего не разорвалось. Дух выбило из груди, глотка издавала болезненный хрип, пока пальцы тщетно силились разжать мертвую хватку Мунасена.

Второй удар в грудь, и столь же невозможный. Я всхлипнула. Сознание угасало.

– Мунасен! Мунасен! Мунасен!

Вокруг левого глаза больно пульсировало.

– Мунасен!

Гигант разразился злорадным победоносным гоготом, и в этот миг я взревела по-демонски, с диким жаром пнула его мыском в гортань.

Мунасен зашатался и разжал хват, припал на песок, держась за пораженное горло. У него перехватило дыхание.

Я с трудом стояла на ватных ногах – но отдыхать рано. Боль растекалась по телу, как чернила по странице.

Подстегнув себя истошным воплем, я взгромоздилась на противника и размолотила лысеющую голову кулаками и локтями в кровь. Я не ощущала разлившегося по телу огня, не замечала, как при каждом движении в груди простреливает из-за сломанного ребра. Не замечала даже, как больно дышать.

Мунасен от безысходности лишь закрывал голову мясистыми руками.

Пламень криков задохнулся до тлеющих углей, да и те стремительно затухали.

Мои исступление, бешенство, злоба срезали на корню всеобщий кураж, и притон объяло оглушительной тишиной – я заполнила ее хрустом великаньих пальцев.

По арене разлился вопль. Не мой. Мунасен вскочил на ноги, сбрасывая меня со спины.

Я упала навзничь. Он замахнулся на меня изломанным кулаком, но я рванулась влево и вцепилась в руку, по-змеиному ее оплела.

Мунасен со стоном забрыкался, но все никак не падал.

Была не была. Разжав руку, я раз-другой лягнула его в голову. Сначала попала в лицо – голова запрокинулась, – затем в подставленное горло. Он же отплатил чудовищным ударом в бедро.

Я оборвала резкий вскрик, превозмогая боль. Сквозь сжатые зубы просачивалась кровь.

Внезапная тяжкая атака на миг его оглушила. Вновь сцепив захват, я уложила гиганта на песок.

Мои руки сковались намертво.

– Сдаешься? – крикнула я. Вопрос увяз в крови.

Мунасен лишь изрыгнул рык.

– Сдаешься?! – Я напрягла хватку. Натянулись жилы у него в руке, зажатый большой палец вилял, силился вызволиться, но синеющая кисть слабела.

Больше я не спрашивала – крепче заломила болевой, окончательно и бесповоротно укрощая руку.

– Сдаюсь! – провыл он громче, чем хрустнули бы кости.

Я бревном повалилась на песок. Взятые взаймы силы тут же иссякли, вместо них в тело влилась боль. Грудная клетка адски ныла, на бедре – я тихо застонала – уже вспухал отек. Как домой-то добираться? Разбитый нос все сильнее горел огнем. Душок притона начисто перебило запахом крови.

Я встала под ошарашенное молчание и оглядела публику. Ставочники все как один оцепенели. Незваную тишину взламывали только мои сиплые вздохи. Сплюнув кровь, я опять настороженно окинула всех взглядом и заковыляла прочь на чугунной ноге.

– Драться умеешь.

Его-то слов я совсем не ждала услышать. Тем более таких. Мунасен распластался на песке и упер глаза в потолочный фонарь.

– Спасибо. – Прибавить «и ты» как будто значило принизить его могучесть.

Я захромала к выходу с арены и затем сквозь толпу, стараясь особо не заглядывать в лица.

– Награду, – выставила я руку, подойдя к столу распорядителя.

Тот очнулся от забытья, засуетился. Через секунду мне предстала громаднейшая на моей памяти гора монет. Я с трудом держала каменное выражение, не позволяя челюсти отпасть.

– И книгу, – напомнила я.

Мужчина судорожно крутанулся. Его прежнего делового апломба как не бывало. Он ловко подал мне Каселуду.

Я кивнула и, набросив перевязь с мечом, направилась на выход. Злобные взгляды так довлели, что под их весом колени едва не подламывались. Но я держала голову высоко поднятой. Не имею права дать слабину.

Выигрыш был нелегким – а мысль, что с ним еще как-то надо убраться отсюда живой, и подавно.

Вдруг меня цепко ухватили за руку. Я повернулась и увидела лицо Эрика.

– Не надо! – процедил он сквозь зубы. В глазах плескались ярость напополам с мольбой.

– Раньше бы думал, когда книгу Далилы ставил. – Я одернула руку и продолжила путь.

В тишине мои шаги оглушали, гулко разносясь по всему бойцовскому притону.

Мысли разбегались. Как пережить ночь? Сбежать ли из города, остаться ли? Да что там, все одно.

Какими