иссякнет. – Теперь она показала на свою рясу. – Моя – иссякла. Я отдала все, что было, и уже ничем не обязана церкви… Почти ничем. Черная ряса означает, что мой долг исполнен. – Может, показалось, но это «почти» едва-едва было подернуто грустью.

– Так что вас здесь держит?

– Ты, – ответила за нее настоятельница.

Люсия осторожно, но крепко взяла меня за руку.

– Идем-ка. – Она куда резвее дозволенного в ее годы заковыляла с тростью к круглому мраморному пьедесталу в углу – тот был мне по шею.

Поверх пьедестала стояла запаянная снизу и сверху железом цилиндрическая склянка, внутри которой клубился и закручивался белый дым. Хвосты его перевивались мерно и ритмично, как будто по велению разума. Рядом стояла миска с порошком самой насыщенной, самой яркой на моей памяти синевы.

И тут я осознала, на что я смотрю. Глаза потрясенно округлились. Одно – слушать об этих диковинках в чужих преданиях, и совсем другое – наблюдать их воочию. Обе и были для меня не больше чем преданием, пустой сказкой, – и вот я стояла перед тем, что даже не чаяла когда-нибудь увидеть.

– Это же… – конец фразы повис в воздухе.

– Хаар, – договорила она за меня.

Я опять бросила взгляд на сосуд, где волокна тумана пресмыкались по-змеиному.

– А это чернила. – Старушка показала на миску. – Для магии красок.

– Зачем это здесь?

– Проверить твои силы.

Я недоуменно посмотрела на обеих монахинь.

– Мне же запрещено колдовать.

Мать Винри кивнула.

– В последний раз можно. Мать Люсия поможет тебе, даст указания и удостоверится, что ты правда владеешь магией. Ей в виде исключения тоже позволено колдовать, чтобы все прошло гладко. Сначала посмотрим, можешь ли заклинать краски и Хаар, а затем проверим твою врожденную силу.

Я покосилась на загадочные и грозные фигуры ангелов по углам. Начало доходить, для чего они здесь на самом деле.

– Не бойся, – заметив мой страх, шепнула мне на ухо Люсия. – Я тебя от них защищу.

Да, верю. Защитит.

Я нерешительно подступила к столику и взялась за холодный мрамор, наморщила лоб.

– Что мне делать?

– Заклинать.

Люсия повернула задвижку снизу цилиндрического сосуда. Тихо, как будто издалека, зашипело, затем угрожающе засвистело. Из отверстия с булавочную головку вытекал и собирался в комья белый туман.

Меня захлестнула необъяснимая паника.

– А что делать-то? – тупо повторила я, осознав вдруг, что в голове совсем пусто.

– Ваять, – без тени волнения сказала Люсия.

Я сосредоточилась на тумане. Кот, стул, орел, колодец, цветок, олень, паук. Вспыхивали в уме образы и мысли, но туман упорно отказывался принимать форму, клубясь и вспухая все беспокойнее с каждой секундой.

– Дитя, ваяй, – надавила престарелая монахиня: время утекало.

Я вглядывалась в белую пелену, напрягая ум, – даже стиснула зубы и закряхтела от натуги. Тщетно.

И вдруг по краям облако обросло четкими гранями, в него просочились цвета. Неужели получается? На минуту от сердца отлегло, но Хаар все бурлил, перевивался, на миг в нем сплелась тварь с круглой шеей, чья морда прижалась изнутри к облаку в немом вопле. Когти скребли из-за преграды тумана, вырисовался вьющийся хвост, и тварь стала переменять коренастые обличья. Вдруг на ее месте возникло око. Оно уставилось на меня с жутким любопытством, моргнуло – и вот глазное яблоко уже будто слеплено из живого месива червей.

Натиск ужаса окончательно меня сломил. Я спасовала и с визгом отвернулась.

Вмиг растаял чудовищный образ, и на моих глазах клубок тумана собрался в небольшое яблоко в руке Люсии.

– Видимо, не твое. – Старушка впилась в мякоть.

Я спряталась за матерью Винри и без поддержки Люсии не подступилась бы к чернилам. Синий цвет воплощает гармонию, исцеление и заботу – так она сообщила, окуная мой дрожащий большой палец в порошок. Тщетно: магия не пробудилась.

– Она точно ведьма? – В голосе Люсии послышалась недовольная нотка: вдруг все напрасно?

– Так гласит отчет, – заверила мать Винри.

Старая монахиня перевела на меня взгляд.

– Что же ты умеешь, дитя?

Я с минуту думала, затем взяла ее руку и занесла свою, излила сияние – без малейшего усилия, точно подала голос.

– Невероятно, – пробормотала мать Винри.

Золотые лучи обволокли руку Люсии. Она вздрогнула при виде того, как подтягивается и молодеет обвисшая кожа на пальцах, как округляются резкие костлявые очертания. Старушка одернула похорошевшую руку и обхватила второй, старой.

– Поразительно, – вторила она сестре.

Столь же быстро рука вернула положенный по годам вид.

– Прямо как госпожа боли… – Люсия завороженно кивнула и с невообразимой прытью схватила мои ладони. Упала трость, стук разлился позабытым эхом. – Тебе ниспослан высший дар, дитя. Пусть им нельзя пользоваться, но это знак! Предзнаменование чего-то великого! – восторгалась моя наставница.

От лучистого восхищения в ее широко распахнутых глазах мне стало не по себе.

Глава двадцать пятая

Нора

Смертным случалось вопреки здравому смыслу бросать вызов Владыкам. Таковым был и Плут Хегир. Он заявил, что признает мастерство Кузнеца непревзойденным, коли тот создаст щит, который ни одним ударом не сокрушить. Кузнец принял вызов. Хегир наперед знал, что соперник преуспеет, и когда довелось навесить щит на руку, преисполнило сердце Плутово ликованием. Не ведал он и не мог ведать, что всякому удару суждено пройти сквозь щит. Так и не успел Плут Хегир воздать по справедливости мастерству Кузнеца.

– «Сказания об утесе». Блэк Саммер

Мой клинок обрушивался на щит Эрефиэля. Вновь и вновь нефилим отказывал мне в удовольствии ударить как следует. Да, я держала его в напряжении, но при этом и сама уже запыхалась, обливаясь потом.

– Довольна? – поддел он.

– Никак нет!

И вновь выставил учебный щит. Мечом еще ни разу не взмахнул, чтоб его!

Я зашаталась, изнуренно осела на пол, силясь отдышаться; мокрые от пота волосы налипли на лоб.

Эрефиэль все понял и кивнул, складывая оружие. Он стоял босиком на деревянном полу бойцовского зала: штаны закатаны до колен, свободная рубаха колышется на сквозняке, несущем из окна запах одуванчиков и заливистую птичью трель.

Когда мы только вернулись в его дом – совсем скромный, уверил он, на фоне родительского имения, – генерал предложил чаю, но при виде сумрачной тени на моем лице решил переменить подход. Так мы и оказались в бойцовской.

Это был пустой зал с начищенными половицами, где хватит места по меньшей мере на двадцать человек. По углам красовалось декоративное оружие: булавы, копья, мечи на подставках и даже два-три набора лат для красоты.

– Разминка – лучший способ выпустить пар, – сказал Эрефиэль. Я тоже отбросила меч. – Где училась сражаться?

Помню, как