— Если бы здесь прудик был небольшой, — заметил банник в дверном проеме (он на улицу выйти не рискнул). — Вообще бы красота была: из парной да в пруд. И организму польза.

Сидя в ванной, я заметил, как в огороде, стоя над грядкой, баба Нюша выпрямилась во весь рост и посмотрела в мою сторону, приложив ладонь ко лбу, закрывая глаза от солнца. Я хихикнул.

Потом мы опять сидели за столом и пили ядрёный квас.

Во второй заход в парилку банник обработал после меня и домового. Но на улицу, в ванну он, в отличие от меня, выскакивать не стал.

— Колдун водяного упокоил, — сообщил банник во время перерыва. — Возле реки.

Я молчал, ожидая продолжения. Банник выжидающе посмотрел на меня, понял, что вопросов не будет, поэтому продолжил сам:

— Там теперь место плохое, проклятое, мертвое. Водяник сильный был. Вся его лютая злоба в землю ушла.

Я опять смолчал. Банник сделал глоток, довольно улыбнулся, выдохнул:

— Хорош квасок, продирает носок!

Трифон улыбался так, как будто этот квас сварил и настоял сам. Наконец банник не выдержал:

— Ты, Антон, сходил бы к реке, убрал бы это пятно. А то ведь оно расти будет. Присядет там человек или зверушка какая, потом болеть долго будет. А если мелкий какой зверёк, так и помрёт. Тебе убрать его нетрудно, по силам.

— А почему колдун не убрал его? — поинтересовался я.

— Он его не увидел, — объяснил Жихарь. — Слуга его может и увидел, но всё равно ни он, ни его хозяин с ним не справится. Сила у них другая. А ты чародей. Сильного духа упокоил. Стало быть, и проклятье снимешь.

— Схожу, попробую, — ответил я, подумав, что прежде, чем идти, надо посоветоваться с Герисом. Проклятья снимать он меня еще не учил.

Мы еще раз зашли в парную. Я опять выскочил на улицу и снова окунулся в ванную. Баба Нюша снова посмотрела на меня и засмеялась.

Глава 20

Следы водяного хозяина

На реку я отправился на следующий день ближе к полудню. Водяная нечисть жару не любит, а в полдень солнышко припекало будь здоров! Да и наставник Герис (он просил называть его так) посоветовал идти в самый разгар дня, когда солнце стоит в зените.

Для конспирации взял с собой удочки. Ушел тайком, чтобы лишний раз бабушку не нервировать. Впрочем, теперь купаться, ловить рыбу местные ходили уже совершенно спокойно, без опаски. Даже импровизированный пляж практически уже совсем не пустовал. Правда, грелись-загорали там в основном одни приезжие. Местные предпочитали появляться ближе к вечеру и в других местах — где народу поменьше. Причину я понял позже: местные отнюдь не страдали обилием купальных костюмов, предпочитая купаться в чём мать родила.

Оказалось, что колдун упокоил водяного почти на том месте, где я ловил рыбу, причём почти на дороге. Овальный островок метра полтора в длину и с метр в ширину сухой, словно выгоревшей на солнце травы ярким желтым пятном выделялся среди окружающей зелени. На подходе к пятну я сразу поставил традиционную «каменную кожу», благо она защищала и от всяких вредных магических эманаций.

Подошел поближе, присмотрелся. На островке ближе к середине на спине, вытянув лапки, валялась небольшая дохлая птичка. Огляделся вокруг. Никого ни рядом, ни вблизи, ни в пределах прямой видимости не наблюдалось.

Присел почти вплотную пятну — осталось только руку протянуть. Но вот руку как протягивать и не хотелось. Оказалось, что пятно было усыпано ковром из трупиков мелких насекомых — всяких букашек, жучкой, кузнечиков. Птичка, видимо, соблазнившись легкой добычей, присела перекусить, да так здесь и осталась насовсем.

Взглянув на выжженную прогалину через призму магического зрения, я задумался. Плешь выглядела неприятно: абсолютно черное пятно с непонятными лохмотьями то ли ткани, то ли слизи, над которыми курилась редкая серая дымка. Кроме того, всю площадь покрывал узор из белесых тонких нитей своеобразной «паутинки». Нити тянулись лучами из центра плеши за пределы пятна.

Разумеется, в обычном зрении ни чернота, ни те же «лохмотья» с испарениями, ни «паутинка» совершенно были не видны. А тут…

Сразу расхотелось трогать его руками. А ведь желание было! Взять убрать птичку, тронуть кончиками пальцев эту непонятную землю с высохшей травой.

— Проклятие — это тот же конструкт, — говорил Герис. — Заклинание, нарушающее нормальную работу организма, сбой в чём-то, раздражитель. Убрать проклятие означает всего лишь вернуть организм в нормальное состояние.

А как устранить этот сбой или раздражитель? Сначала я попытался тронуть плешь жгутом живой силы. Не касаясь земли, провел рукой, направляя силу на пятно. Увы, выпускать жгут у меня получалось всего лишь на полметра, не больше. Где он коснулся земли, чернота померкла, стала серой и какой-то блёклой. Но дымок или испарения заструились сильней. Нити «паутины» определенно стали толще! Я убрал руку. Чернота постепенно возвращалась.

К первой неудачной попытке добавилась еще и вдруг появившаяся легкая усталость. Как будто бегом поднялся на пятый этаж: некритично, но некомфортно.

Я поднялся, отошел на несколько шагов, прикрыл глаза, отдышался. Вроде полегче стало. Снова подошел к пятну. Показалось, что оно вроде даже увеличилось в размерах, стало чуть шире.

Я снова активировал магическое зрение, вздохнул и протянул руку, пропуская через энергоканалы серо-серебристый «хлыст». Первыми на действие некросилы отреагировали «лохмотья». Там, куда попадал жгут «хлыста», они словно вяли, как осенние листья, и осыпались пеплом. Дымок тоже переставал куриться, как будто обильно политый водой. Я стал водить рукой над плешью, как утюгом. Мертвые насекомые под воздействием некросилы рассыпались прахом. Трупик птички засох и мумифицировался прямо на глазах. Только земля продолжала оставаться такой же чернильно-черной.

Во время всей процедуры в районе солнечного сплетения ощущалось привычное покалывание.

Тем временем дымок перестал виться, непонятные «лохмотья» исчезли. Напрочь пропала «паутинка». Вот только земля совсем не хотела менять цвет. Я даже сменил мертвый «Хлыст» на живую «Плеть». Бесполезно!

* * *

Эта процедура заняла без малого три часа. Я едва дошел до бани, скинул рубашку, сунул голову в бочку. Вытащил. С наслаждением обмылся до пояса. Подхватил полотенце, висевшее на бельевой веревке, вытерся. Зашел в предбанник.

— Жихарь! — позвал я. — Выйди, разговор есть!

На чердаке что-то громыхнуло, из чердачного люка посыпалась труха. Потом, минуя лестницу, сверху, прямо из люка выпрыгнул банник, прищурился, глядя на меня, хмыкнул:

— Зачем звал?