Приглашая вчера Любу на свидание, он в одночасье принял для себя судьбоносное решение: прервать спектакль и сделать их брак настоящим, не временным и не фиктивным. Опасался только, что Люба на этот шаг не пойдет, не рискнет отдаться опасным чувствам, ослабить контроль над собой, кардинально поменять свою жизнь. Всерьез боялся, выйдя из ванной в одной набедренной повязке из полотенца, схлопотать очередную пощечину – он к ним уже начинал привыкать. Но увидел ее в подаренном им пеньюаре – и от сердца отлегло: это был зеленый свет.

Как же он был благодарен ей за то, что доверилась ему, решилась отдаться! Готов на все что угодно был, лишь бы ее не разочаровать. Сам себя не узнавал – никогда еще не был в постели настолько безудержным. Еле контролировал себя, заставляя не спешить, чтобы не опередить Любу.

Встал когда утром, не мог никак придумать, чем бы отплатить за доверие любимой женщине. Хотелось сделать что-то приятное, но по магазинам некогда бегать было. Решил кинуть ей денег, чтоб сама себе купила, что пожелает, и в последний момент поддался порыву сопроводить перевод шуточным посланием.

Похоже, шутка не удалась. Но ведь не могла же она разорвать только-только начавшиеся отношения всего лишь из-за неудачной шутки? Если бы любила его – поняла бы, простила бы, значения не придала бы. А она даже в одной спальне с ним находиться уже не хочет. Четко дала понять, что случившееся считает ошибкой, и впредь их отношения за грань договора выходить не должны. Значит, просто поддалась порыву вчера, дала слабину. И не решалась она ни на какие серьезные отношения, потому что не любит его. Да и с чего бы ей его любить? Разбежался, распушил перья! Больно было, досадно и обидно.

А так еще и Серега пишет, что к нему вчера Нина приходила, пыталась выпытать, на самом ли деле Гаврик его сын. И вообще, похоже, подозревает, что брак с Любой у него все-таки фиктивный. Вот на каком основании, спрашивается? Такое впечатление, что она знает то, чего знать не должна. Возможно, Ксюша рассказывает ей больше, чем он думал. Теперь и про конфликт с Любой расскажет. А о конфликте наверняка догадается, когда они по разным спальням вечером разойдутся.

Плюс еще с Кириллом вопрос нужно закрывать. А как от него отделаешься? Шантажирует, что расскажет Нине, что Гаврик его сын, и потребует признания отцовства через суд. Говорит, что если и не докажет, нервы попортит. И в этом прав. И Ксюша не в безопасности, пока они здесь, в непосредственной близости от главного Эдикового врага. Интересно, она вообще помнит своего крестного? Поверит ему, если он расскажет, какой ее отец на самом деле подлец? А если Кирилл пойдет на большее? Эдик помнил, что когда-то его бывший приятель клялся лишить Князева всего, что ему дорого. А дороже всех ему Ксюша. А теперь еще список пополнился Любой и Гавриком. Пусть даже она его не любит, он же ее… в общем, ответственен он за нее и ее ребенка.

Так и не успел придумать, как все разрулить… прибыли на место. Пора было нацеплять дежурную улыбку, отстраняться от проблем и стараться получить хотя бы минимум удовольствия от предстоящей экскурсии.

Чистота, благородство и сила духа. Их издавна символизируют лотосы – великолепные розовые цветы, к которым не пристает грязь. Об этом путешественники узнали из рассказа экскурсовода, когда плыли на катере вдоль этого розового великолепия. Но и не зная ничего о лотосах, невозможно было не почувствовать в этом месте как-то по-особенному. То ли непорочно-розовый оттенок величественных цветов, то ли их непередаваемое пронзительно свежее и нежное благоухание дарили умиротворение, очищали душу. Обида постепенно отпускала, отступала, открывая путь чувствам, которые робко жались в самом уголке души, прятались в глубине сердца.

Люба подняла глаза на Эдика и встретилась с его взглядом. Радужка его глаз была темной, как вода за бортом, и казалось, что они смотрят непривычно тепло, даже жарко. Под пристальным взглядом мужчины, с которым провела томную ночь и которого оттолкнула утром, Любе стало неуютно. Эдуард смотрел так, будто это не он унизил ее, заплатив за любовь, а она его оскорбила, обокрала, предала. Женщина вздрогнула и отвела глаза, сердце сжалось. Навязчивое ощущение того, что она поступила с мужем неправильно, вернулось. И логично объяснить его было нельзя. Она что-то упустила? В чем-то ошиблась? Да нет же! Он реально поступил как законченный мудак! А обманутым себя чувствует только из-за того, что привык, что все продается и покупается – ему просто в голову не приходит, что может быть иначе. С его точки зрения, вероятно, он заплатил за товар, а ему его все равно не предоставили, лишь выдали пробник.

– Я верну тебе деньги, – шепнула Люба, когда катер причалил к берегу и они ступили на сушу. – Как только смогу снять, сразу отдам.

– Ты с ума сошла? Добить меня решила? – процедил Князев, намеренно отворачиваясь и отходя в сторону.

– О, Эдик, Люба! И вы здесь! – Обернувшись на голос, Люба увидела сестричек с розово-голубыми волосами.

«Еще и этих принесла нелегкая!», – мелькнула мысль. Люба и так была в отчаянии, а тут еще и приличные шлюшки нарисовались.

– Вы давно уже здесь? – прощебетала Тая.

– А мы вот только приехали, – не дожидаясь ответа, сообщила Таня.

– Мы уже уходим. У нас обед по расписанию, а потом домой нужно будет ехать. Мы на экскурсионном автобусе прибыли, и он нас ждать не будет! – бодренько сообщила Люба, рассчитывая, что сестричкам придется отстать.

– Мы с вами, тоже проголодались, – тут же навязала Князевым свою компанию Тая.

– Точно, давайте вместе поедим, – подхватила Таня.

Князев за все время разговора не проронил ни слова, только кивнул сестричкам, когда подошли. Обедать в их обществе он не горел желанием, особенно теперь, когда в отношениях с Любой напряженка, и их размолвка может не ускользнуть от внимательного взгляда окружающих. Однако повод для отказа не находился. Все-таки местные кафе – не его собственность, это общедоступное место, и сестрички могут спокойно там пообедать без князевского разрешения.

– Не имею возражений, – ответил он сестричкам.

– Зато у меня есть возражения, – неожиданно встряла в разговор Ксюша. – Не собираюсь я сидеть за одним столом с этими… с этими… стремными девицами. Не хватает еще, чтобы обо мне подумали,