Как в Академии? Тебя ничего не тревожит?

– Все замечательно. Бывают сложности, как и у большинства адептов, но это все решаемо.

Не говорить же ему, что я в последнее время живу с постоянным ощущением того, что происходит что-то неладное прямо у меня под носом, но истина происходящего все время ускользает из рук. Эти сны, видения, которые, вместо того чтобы давать подсказки или ответы, еще больше запутывают меня и моих подруг. Не хотелось рассказывать об этом даже родителям или брату. Почему-то во мне зрела уверенность, что с этим я должна разобраться сама.

– Просто мне показалось, что твои письма на неделе порой были с оттенком задумчивости… – произнес он, выжидающе глядя на меня.

Милостивый Аш-Таар, я не ожидала, что этот мужчина окажется таким на редкость проницательным! Или наблюдательным. Или то и другое…

– Нет, Эрик, все прекрасно, тебе показалось, – соврала я. – Это просто усталость сказывается.

– Значит, на сей раз я ошибся, – развел он руками. – Хотя такое со мной впервые. Что ж, и у мастеров бывают осечки.

Я была убеждена, что он мне не поверил, но тактично не стал настаивать в попытке узнать правду. Мне захотелось перевести тему в более приятное русло.

– А куда мы сегодня пойдем? Ты что-то говорил о морской прогулке?

– Да, – кивнул он. – Я забронировал билеты на четырехчасовую морскую прогулку на корабле. В программе вечера будет выступление известного ансамбля, традиционные танцы Эсфира, фуршет, кулинарное шоу и что-то там еще. Но до отправления корабля с пристани еще два часа, а ты, готов поспорить на миллион фиров, едешь сейчас с репетиции голодной.

– Ничего страшного, ты же сказал, что на корабле будет фуршет и ужин от шеф-повара.

– Да, но ужин с кулинарным шоу по программе будет ближе к концу вечера, а всякими фуршетными закусками сыт не будешь. А какое может быть удовольствие от вечера, если ты будешь голодной? Нет-нет, так не пойдет, – возразил Эрик. – Я хочу, чтобы тебе сегодня было весело, легко и комфортно. А мысль: «О Боги, когда же я поем?!» – никак не способствует ни веселью, ни комфорту. Я уже заказал столик в таверне на набережной, так что, когда мы прибудем, ужин будет нас ждать. Я постарался учесть твои вкусы.

Сказать, что услышанное меня поразило, не сказать ничего. Так интересно за мной еще никто не ухаживал. Чтобы думать, голодна я или нет после долгой репетиции? Это что-то новое. Родители и бабушка с дедушкой не в счет.

– А откуда ты знаешь, что я люблю? – полюбопытствовала я.

– Обыкновенная наблюдательность и внимание к девушке. На бальном банкете и потом на свадьбе я подметил, что ты предпочитала блюда с морепродуктами или те, где присутствует твердый сыр или грибы, а в твоем бокале всегда был мятный лимонад.

Спрашивать у него, что я люблю из сладкого, не было смысла. Он это уже знал, поскольку присылал мне несколько раз коробочки с пирожными портальной почтой.

– Кстати, я угадал с пирожными?

Я кивнула, не скрывая улыбки:

– Абсолютно со всеми. Мои предпочтения в сладостях ты тоже вычислил путем наблюдений?

В ответ он молча кивнул, не переставая улыбаться столь обезоруживающе, что невозможно было не отвечать на его улыбку.

– Просто я запомнил, что ты пробовала на свадьбе, когда подавали десерты. Ты выбирала пирожные-макарон. Одни были с кокосом, другие с соленой карамелью. А потом ты еще пробовала напополам с Марьяной пирожное «Балерина в облаках». На Земле его называют «Анна Павлова». В общем, я пришел к выводу, что ты большая любительница соленой карамели, кокосового крема и безе.

Повисла пауза. Мы молча и все так же улыбаясь смотрели друг на друга. Молчание затягивалось, становясь чем-то более пикантным, чем просто пауза в разговоре мужчины и женщины. У меня даже успела промелькнуть мысль в голове: а как он целуется? Все парни, с которыми я встречалась, будучи уже взрослой, ходили с гладко выбритым лицом, а Эрик носил аккуратную короткую бороду, которая невероятно ему шла и делала его облик еще более мужественным. Внезапно Эрик подался вперед, приблизившись ко мне. Мое сердце в ответ совершило кульбит, и мне пришлось медленно выдохнуть, чтобы хоть как-то успокоить его бег.

– Ну что, Герда, я все угадал? Нигде не ошибся? – спросил он проникновенным голосом, который словно обволакивал меня с ног до головы, пробирался под кожу теплыми искорками, будил в душе запретное.

– Все верно, – ответила едва слышно, находясь во власти его взгляда. – Я поражена твоей наблюдательностью.

– На самом деле, в этом нет ничего удивительного или особенного. Ты очень нравишься мне, Герда. Поэтому я с интересом наблюдаю за тобой.

Можно было сколько угодно думать о том, что Эрик чувствовал ко мне, но никакие мысли и предположения не сравнятся с настоящим признанием глаза в глаза. Ликование заполнило меня до самых кончиков пальцев, так что даже закружилась голова. Пытаясь справиться с накатившими эмоциями, я не находила ответных слов. Себе-то я давно призналась, что за несколько недель так привыкла к его письмам, разговорам, шуткам, чуткому вниманию и ненавязчивой заботе, что знаки его внимания стали частью моей жизни. Но сказать это вслух я не решалась из-за банального стеснения, что стало для меня еще одним открытием, ведь раньше я никогда не стеснялась говорить о своих чувствах прямо. Что же изменилось на этот раз?

Эрик смотрел на меня, не отводя взгляда, и мне казалось, что сейчас я от волнения упаду в обморок. И тут он вновь заговорил:

– Скажи мне, Герда… Взаимно ли то, что я чувствую к тебе? Мне очень важно это знать.

Ну, давай же, Герда! Произнеси хоть слово, скажи ему правду, ведь он ее заслуживает! Священный Союз, что же это со мной происходит?

– Взаимно, – прошептала я и, смущенно улыбаясь, уставилась на носки своих туфель.

– Вот и прекрасно! – довольно промолвил Эрик. – Это самое желанное признание за драконову тучу лет моей жизни.

Оставшийся путь мы вновь вспоминали недавнюю свадьбу наших друзей и забавные казусы из студенческой жизни, заставившие нас посмеяться. Когда мы приехали в таверну, ужин действительно был уже готов и ждал нас на столе.

– Только прошу тебя, ешь, сколько хочется. Не стоит меня стесняться. А то знаю я вас, девушек. Будешь тут сидеть и клевать, как птичка, – сказал Эрик, помогая мне снять пальто.

– А ты уверен? Боюсь спугнуть тебя своей прожорливостью, – пошутила я.

– Спугнуть? Меня? Герда! Милая! В моей усадьбе живет огромный пес размером с теленка и весом около семидесяти пяти килограммов. Поверь, прожорливостью меня испугать трудно. Да и вряд ли ты способна переплюнуть рекорды моего Тора.

Хихикая, как школьники на задней парте, мы прошли к нашему столику и принялись за ужин, который состоял из тех блюд, что всегда были моими фаворитами, – креветки под сливочным соусом, блинчики с семгой и мятный чай, к которому чуть позже подали мою любимую «Балерину в облаках».

– Все, что ты любишь, – заметил Эрик. – Я хотел еще лазанью заказать, но в этой таверне порции подают щедрые, как видишь, и на лазанью твоих сил вряд ли хватило бы. А оставлять еду на тарелке ты не любишь, это я тоже заметил. Как и хлеб крошить. И кривишься, если видишь, что кто-то роняет кусочки под ноги. Ведь я прав?

Сил удивляться его наблюдательности и осведомленности о моих вкусах и привычках у меня уже не было, и я просто в изумлении кивнула.

– Я с детства просила класть мне меньше еды. Лучше потом добавить, если еще захочется. А оставлять еду на тарелке, а потом это выкидывать – терпеть не могу, когда так делают! Или когда выкидывают хлеб. Это же кощунство!

– Согласен, – кивнул он в ответ. – Тоже этого не люблю. В этом мы с тобой похожи. А еще лет десять после войны у меня была привычка нарезать булку хлеба, сушить потом сухари и прятать их. Умом понимал, что это глупо, ведь я ничуть и ни в чем не нуждался. У меня не было и нет материальных проблем. Но с сухарями на кухонной полке на душе становилось спокойней. А если еще и консервы мясные припрятать… Это так, отпечаток войны.