Сбегал по большим делам. Перевёл дух.

Берёшь зелёный мусорный пакет и немного влажных салфеток. Пробираешься к выходу и слушаешь, не летает ли птичка. Солнце слепит глаза. Тихо. Слышны только дальние прилёты. Птички нет. Выбегаешь на свежий воздух и метров семь гуськом бежишь до трубы, где доблестные русские воины делают большие дела. Ныряешь в неё. Проходишь вглубь десять метров от края, на всякий случай, чтобы не задело ВОГом или ещё чем. Достаёшь пакет, снимаешь штаны, засовываешь пятую точку в пакет, пыжишься и переводишь дух. Затем протираешь пятую точку салфетками, кидаешь их в пакет, завязываешь. Дальше с облегчённым видом надеваешь штаны и пробираешься к концу трубы. Присаживаешься на корточки, слушаешь. Птички нет. Выныриваешь из трубы и бежишь к Отростку. По дороге отшвыриваешь пакет с отходами жизнедеятельности куда-нибудь подальше. Всё. Ты свободен.

28 сентября, 16:25

Не буду каждый день писать дневнику, что парни молодцы. Он об этом и так хорошо знает.

Сегодня без обезбола. Организм сам тащит.

Час назад был шум у входа в Отросток. Шум слышали, но никого не видели. Дай Бог, чтобы просто заяц прошмыгнул. Парни напряглись. Инфу передали по радейке. Шуманули.

Комерс — сломана рука, порван трицепс. Прилёт. В Сердце Дракона один триста. Из молодых. Осколок от кассетной.

29 сентября, 09:03

Ночь напряжённая. Много стреляли. Но я спал спокойно. Уверенности придала кошка, вдруг откуда ни возьмись появившаяся вчера вечером в Отростке. Опять трёхцветная. Приносящая удачу.

Вышел на ночное бдение. По ногам что-то скользнуло. Подумал, мышь или крыса. Смотрю — Трёшка. Обалдел. Это нереально. От Отростка до Сердца метров четыреста-пятьсот по прямой. По моим прикидкам. Трёшка не смогла бы пройти. Да и привыкла она к Сердцу, бежать через поле не стала бы.

Ночь, ничего не видно. Осветил кошку фонариком. Нет, не Трёшка. Трёхцветная, но не моя Трёшка. К тому же с пузиком, ждёт котят. Для Трёшки ещё рано. И всё же удача, как трёхцветная кошка, преследует меня по пятам. Лишь бы не сглазить. Тьфу-тьфу-тьфу.

Движение, которое было у входа в Отросток, скорее всего, от неё.

В два ночи передали по радейке, что опять замечено движение около нас.

— Томас, шумани из граника.

— Я не Томас, а Томаш. Ночью шуметь не буду, спалим позицию.

Томаш, который был раньше Томасом, перевернулся на другой бок и размеренно засопел.

Проснулся около семи, сгонял по-маленькому. Подзарядил телефон. Втроём — я, Костек, Томаш — выпили по кружке кофе с сигаретой. Подтянулся местный Кот. Остальные пока спят.

Сижу, пью кофе, курю и вспоминаю, как я каждое утро выползал на балкон с чашечкой кофе, закуривал сигарету и смотрел на лес, и мне казалось, что это не лес вовсе, а зелёное море под ногами.

Сегодня снова попробую без обезбола обойтись. Через пару часов полезем по трубам и норам к точке, где выполняем своё боевое задание.

29 сентября, 16:51

Пробились к солнцу. Осталось немного почистить, и задачу можно считать выполненной. Из интересного и смешного ничего не происходило. Боевые будни. Устал больше, чем вчера, позавчера и позапозавчера. Вернулся в Отросток и выпил таблетку обезбола. Еле дополз. Пообедаем, отдохну часок, и начнутся ночные бдения.

30 сентября, 09:16

За неделю в Отростке молодые парни превращаются в стариков. Дохают, передвигаются не спеша, кряхтят, охают и ахают. Бетон высасывает жизненную энергию. Неунывающий Костек поднывает.

На наших позициях — не только в Отростке, везде — проходят большие ротации. Одни подразделения меняют другие. Суматоха. Новые тяжело въезжают в условия, отчётливо не понимая, куда попали и что нужно делать. Объяснить невозможно. Работаешь по обстоятельствам.

Томаш вслед за молодыми начал обращаться ко мне «командир». Так, наверное, сподручнее, чем Огогош.

Холод собачий, особенно под утро.

— Костек, даст Бог вернуться с б. з., никакого алкоголя.

— Хорошо.

— Учую запах, прострелю коленные чашечки.

— Хорошо. Правда прострелишь, сможешь?

— Не смогу, брат Костек.

— Я не подведу тебя, командир.

— Посмотрим.

— С сегодняшнего дня время начинает работать на нас, — продолжает разговор Костек, имея в виду, что до конца контракта остался месяц.

— В нашем возрасте время всегда работает против нас.

— Почему?

— Стареем.

На тропе включают РЭБ, но он быстро садится. Заряжается долго.

30 сентября, 12:21

Устроили себе выходной. Не знаю зачем. Понятно, что язык набок, пыль, грязь, еда скудная, солнца нет, холод и парни выматываются. Только в такой обстановке не отдохнёшь.

— Устал, — говорю.

— Это ты мне? — спрашивает Костек.

— Нет, себе, — впервые за несколько месяцев произношу вслух.

Оглядываешься назад и кажется, что время летит с неимоверной скоростью. Три четверти пути пройдено. Но стоит задуматься о том, что ещё месяц впереди, кажется, что оно не двигается. Стоит перед тобой усмехающимся истуканом и дразнится. Время — оно такое. Чувство времени.

30 сентября, 17:00

Передали по радейке: «В укрытие. На вас наводят…» Перешли в крепкую трубу. Сидим тихо.

Слышу вопрос:

— Давно на войне, командир?

— Седьмой месяц, — отвечаю.

— Контракт закончится и снова пойдёте?

— Скорее всего, нет. Надо уступить дорогу молодым.

— Не нужна нам такая дорога. Воюйте в своё удовольствие, командир, сколько душа пожелает.

Хорошая шутка. Рассмеялся. Снова затихли. Пять минут, десять, пятнадцать тишины. Элпэка не выдерживает. Со словами «Да пошли они…» идёт к месту, где у нас расположена условная кухня, и ставит на газ воду. За ним подтягиваются остальные.

Боевую готовность объявляют часто, но никогда этой команды не отменяют.

30 сентября, к полуночи

На ночном бдении с Элпэка. Элпэка из «молодых» штрафников, но сам не понимает, как попал к ним. Добровольно подписал контракт, чтобы племянника не забрали на войну. Три судимости, но опять же говорит, что чистый.

Мимо нас пробирается Костек, сходить по-маленькому. Идёт и ворчит, что страшно, по нам работает немецкий снайпер. Посоветовал ему не сильно высовывать из Отростка свою загогулину.

— Снайпер действительно работает? — спрашивает Элпэка.

— Иногда. Смерть не из приятных. Выходишь ночью в туалет, и тебя снимают. В том смысле, что убивают.