София неслышно приотворила дверь, которая не скрипела, будучи смазанной маслом, чтобы оберегать чуткий сон Эдгара. Она заглянула в щелку и тут же в смятении вошла. Ее дети спали рядышком, как котята, спокойно и блаженно. Их головы с беспорядочно спутавшимися волосами светились золотом на одной подушке. У них почти не было общего детства, и сейчас они встретились в нем, на мгновение соприкоснувшись. Эдгар, лицо которого было еще нежнее во сне, неосознанно обнимал сестру. Он казался совершенным мужчиной, несмотря на дремотную беззащитность и то, что он был гораздо бледнее румяной малышки. Эвелина согревала брата своим теплом, прижимаясь щекой к его щеке. Она казалась куклой в его объятиях, а вместе они являли взору такую трогательную картину, что София не сдержала слез умиления. Эдгар проснулся, ощутив присутствие матери, хотя она вошла бесшумно.

– Доброе утро, мама, – сказал он, незаметно отодвинувшись от Эвелины. Он сел и с сонным видом принялся расправлять растрепавшиеся локоны.

– Как ты себя чувствуешь? – шепотом спросила София.

– Спасибо, неплохо, – со скрытым неудовольствием ответил Эдгар, встряхнул волосами и трагически вздохнул.

– Что ты желаешь? – ласково прошептала София с уважением к его мужеству.

– Я бы, пожалуй, еще поспал, если вы не возражаете, – подчеркнуто вежливо сказал Эдгар, снова отвергая мать.

Он отвернулся и осторожно погладил локоны спящей Эвелины.

– Заберите ее, мама.

– Как она оказалась у тебя? – удивленно спросила София, словно не замечая отчуждения.

Его туманные синие глаза смотрели на Софию ее взглядом, откровенным и все же непонятным.

– Ваша дочь ужасно боится грозы и не спит всю ночь, – произнес Эдгар, и слабая улыбка тронула его губы, еще по-детски мягкие и пухлые. – Невозможно слушать ее плач за стеной. А мне все еще помнятся кошмары, мучившие меня, когда я был малышом, как она. Я пожалел ее и позвал к себе. Сейчас уже светло, и Эве нет необходимости оставаться со мною. Я буду дальше спать.

София поцеловала Эдгара в щеку и взяла сонную Эвелину на руки. Выходя из комнаты, она еще раз послала сыну воздушный поцелуй. Эдгар отстраненно ответил ей тем же, а затем поудобнее улегся, отвернувшись от нее и от окна. София напоследок бросила беспокойный взгляд на бледное лицо, слившееся по цвету с подушкой, и вновь ощутила, как болезнь подтачивает сына.

Эдгар был в равной мере похож на мать и на отца, здесь природа соблюла идеальное равновесие, даровав ему почти ангельскую красоту, в то же время не оскорбляя истинно мужских достоинств. Высоким ростом он пошел в Александра, а утонченные черты лица взял от матери, как и ее томный взгляд. Эвелина необыкновенно походила на брата – почти что его отражение в женском обличье, те же черты, только более мягкие и ничем не омраченные в сравнении с холодной надменностью Эдгара. Им обоим достался материнский золотистый оттенок волос, а глаза Эвелины – голубые, как озеро, пленяли выражением покорности и надежды. Эва воплощала воспоминания о молодой Софии, но была выше ростом и не такая субтильная, а с женственными аппетитными формами.

Шли годы, Эдгар окончил университет и остался жить в Варшаве, ведя светский образ жизни. Репутация его оставалась незапятнанной: он мало пил, очень редко играл, галантно ухаживал за дамами и ни с кем не ссорился, оставаясь неизменно сдержанным и вежливо сладкоголосым, хотя никогда не говорил подобострастным тоном. Словом, Эдгара все считали благородным человеком, достойным уважения, несмотря на то, что его никто не любил.

Когда Эдгару было двадцать шесть, его отец скоропостижно скончался. Молодой человек явился слишком поздно и, к сожалению, не успел исполнить свой сыновний долг и попрощаться с Александром. София встретила его призраком себя недавней, бледная и подавленная, но не утратившая изящества. Она была еще не в трауре, но лицо ее уже потемнело от горя, а сама она казалась тенью, когда с бесплотной слабостью протянула Эдгару руку для поцелуя.

– Мама… – похоронным шепотом произнес он и коснулся губами ее застывшей руки.

Сестра Эвелина подошла к нему в полумраке и почти радостно расцеловала, невзирая на печальный повод. Ее горе было необременительным, с детскими слезами, дарующими облегчение. Эдгар же почувствовал бессилие, утратив незыблемую опору в лице отца, хотя мысленно уже пережил несчастье за время долгой дороги. Теперь Эдгар стал главой семьи и средоточием их надежд. Он хотел было остаться с родными после похорон, но мать решительно воспротивилась этому и отпустила сына обратно в столицу.

После смерти мужа София все время печалилась, но скрывала свои чувства даже от детей, и они не видели беспросветной тоски в ее глазах. Мать таяла, как свечка, и жизнь в ней еле теплилась. Она не могла жить без своего Александра. София быстро увяла и сошла в могилу в возрасте сорока пяти, пережив мужа лишь на пару лет и взяв с сына обещание позаботиться о своей сестре.

На похоронах матери Эвелина казалась совсем другой, чем на погребении отца. Раньше она производила впечатление милой девочки, которая еще не прочувствовала боль потери родных и сдерживала чувства, подражая своей матери – светской даме. Теперь же, когда и мамы не стало, Эвелина стояла потерянная, словно одна во всем мире, и силы покидали ее. Эдгар подошел к сестре, и она не заметила, как заплакала в его объятиях с беспомощным доверием и без тени смущения. Только брат мог дать ей утешение и разделить ее горе, он остался у Эвелины единственным близким человеком на свете. Но когда она подняла полный скорби взгляд, то не увидела его слез, хотя лицо Эдгара было бледнее обычного. Он предпочитал скрывать свои чувства даже от нее.

Эдгар привык жить в свое удовольствие, ему казалось неподобающим брать на себя роль дуэньи и присматривать за Эвелиной. После похорон он нанял для сестры компаньонку дворянского происхождения по имени Зилла, а сам уехал в столицу, где задержался на полтора года, наведываясь домой лишь изредка. Эдгар был владетелем этого некогда процветающего поместья, но не настоящим хозяином. Он мало понимал в земельных делах, гроссбухах и чаяниях крестьян, несмотря на свои университетские знания. При нем жизнь этого маленького мира стала запущенной, невзирая на внешний лоск и красоту, что только и волновало непрактичного Эдгара. В поместье случался праздник, когда он подкатывал в карете к беломраморным ступеням особняка и торжественно появлялся перед младшей сестричкой, выбегающей ему навстречу. Его не заботило, что единственная обожаемая сестра, которую он не терял из виду, бесприданница.