Лаура посмотрела на него и недоверчиво покачала головой.

– Но ее ты любишь больше.

– Я много раз говорил тебе, что люблю ее по-другому. Она мой ребенок, пойми ты это наконец!

– Да, я слышала подобное уже не раз, – грустно усмехнулась Лаура. – Как и то, что я не сумею понять, потому что у меня никогда не будет детей.

Она любила Эдгара, но знала, что он никогда не станет принадлежать ей безраздельно, потому что существует Магда. Все еще существует. И всегда будет существовать в его мыслях и воспоминаниях.

Лаура с бесповоротной решимостью шагнула вперед и протянула Эдгару недрогнувшую руку. Они встали по обе стороны гроба и отворили свои вены, наполненные свежей кровью, прижав их к запястьям мертвой Магдалины. Они воплощали собой прошлое и будущее, ее отца и прямого потомка, и то, что задумал Эдгар, могло получиться, если Магда не вполне умерла.

Кровь постепенно покидала Лауру, перетекая в вены Магдалины, и в какой-то момент она почувствовала, что не в силах остановить непрерывный поток. Лаура открыла было рот, чтобы сказать об этом Эдгару, но слова не шли с ее уст, а он смотрел только на дочь. Лицо той между тем розовело, наполнялось жизнью, их заемными силами. Наконец Магда со вздохом открыла глаза и уставилась из глубины веков прямо на обмершую Лауру.

И та вмиг потонула в широко распахнутых, бездонных глазах Магдалины. Они были зыбки и прозрачны, как вода, которая хлынула в Лауру обрывками воспоминаний: золотой листопад в старинном городе, отблески свечей на волосах молодой девушки, алые пятна крови на снегу, белокурая девочка, бегущая навстречу… Лауре было не внове умирать, и она сумела смириться с тем, на что согласилась. Она бескостным белым облаком осела на пол, отцепив руку от запястья Магды, и провалилась в омут, полный переживаний и кошмаров, уже не принадлежа себе.

Часть 2

Эдгар. Золотой век

Глава 14

Когда Лаура канула в небесную пустоту прекрасных глаз Магды, ветер прошлого подхватил ее и понес сквозь время и пространство. Она летела, как осенний листок, оторванный от ветки, кружила, перед тем как упасть в кучу таких же желтых листьев на улице Варшавы XVIII столетия, где стоял девятилетний Эдгар и любовался золотыми кронами. Он приехал в столицу для учебы в школе при Варшавском университете.

Эдгар-Станислав Вышинский родился в смутное время и в обреченной стране. Само его рождение было нелепой и постыдной случайностью, сотканной из нитей, связующих одного мужчину и двух женщин. Он не должен был появиться на свет, а появившись – задержаться на нем.

Королевство Польша, носившее горделивое название Речь Посполитая, в ту пору представляло собой марионеточное государство, раздираемое на части более влиятельными соседями и стремительно приходящее в упадок. На польском троне сидел протестант-саксонец, а заседания сеймов превратились в фарс, где любой, даже вконец промотавшийся и презираемый всеми шляхтич мог встать и использовать свое право «либерум вето», помешав принятию необходимых для страны законов. В воеводствах уживались блеск и нищета: роскошь – у приближенных короля, лишения – у подвластных им крестьян. Но дух рыцарства, присущий полякам, все еще жил в шляхетском сословии. Большинство дворян оставались истинными патриотами своей страны, искусными воинами и наездниками, истово верующими католиками, галантными кавалерами. Таков был и Александр-Бенедикт Вышинский, будущий отец Эдгара.

Александр происходил из знатного польского рода, состоявшего в родстве с самими Пястами, правителями Польши в Средние века. Ему было на роду написано стать воином-наемником. Его отец Казимир Вышинский погиб при осаде Варшавы шведами в Северной войне, в то время как Александр еще обретался в материнском чреве. Казимир страдал редкой болезнью крови, но врожденная отвага, пренебрежение собственной жизнью и готовность к самоотречению во имя Отечества вынудили его отправиться на войну, невзирая на мольбы молодой жены. Он истек кровью на мостовой возле королевского замка и был погребен с почестями в своем поместье.

Наследственная болезнь не передалась Александру, и он успел послужить как русскому царю, так и его союзнику – прусскому курфюрсту. Его молодость пришлась на мирное время, столь редкое для Европы, поэтому Александр рассматривал свою службу как приятное времяпрепровождение. Он был высоким и статным красавцем с вьющимися каштановыми волосами и темно-синими глазами. В свои тридцать пять лет он еще не успел жениться.

Славный род Вышинских и столь же знатный род Оболинских были кровно связаны между собой и переплетены вековыми сетями родственных браков. Как-то само собой решилось, что Александр женится на одной из дочерей своей кузины Клементины. Он был поочередно помолвлен с каждой из них, однако не спешил заключать союз. Пока он раздумывал, старшую, Людовину, выдали замуж за богатого рейнского барона, а кроткая Витольда ушла в монастырь. На очереди была следующая – красавица Грациелла. За то время, пока длилась помолвка, у Оболинских подросла младшая дочка – София-Селина, которой исполнилось восемнадцать лет. Эта девушка, золотоволосая и голубоглазая, как куколка из мейсенского фарфора, взирала на красавца Александра с тайным обожанием.

Как-то в сентябре Александр гостил у Оболинских с целью обсудить приготовления к свадьбе. Стояла небывало теплая лунная ночь. Воздух был прозрачен, в нем уже носились чарующие запахи осени, а листья только начали с тихим шуршанием опадать. Александр сидел в беседке в сумеречном саду, по которому гуляли изменчивые тени. Он курил и наслаждался одиночеством, когда внезапно перед ним белым видением возникла София в одной ночной сорочке, с распущенными волосами.

– Что ты здесь делаешь? – удивился Александр.

– Я увидела огонек вашей сигары и пришла поговорить с вами.

София присела рядом и умоляюще сложила миниатюрные ручки. Она была маленького роста и едва доставала ему до плеча.

– Пан Александр, не женитесь на Грациелле! Лучше женитесь на мне. Я буду очень вас любить! И стану вам хорошей женой, вот увидите!

– Я не могу жениться на тебе, София, – рассмеялся Александр. – Свадьба с Грациеллой – дело решенное. Она и так долго ждала, я не могу обмануть ее ожиданий.

– Она не любит вас! – настаивала София. – И никогда не полюбит так, как я.

Ее наивная страсть забавляла пана Вышинского, но он понимал, что признания девушки ставят его в двусмысленное положение.

– София, это неприлично – говорить подобные вещи жениху твоей сестры, – наставительно произнес Александр. – Ты уже взрослая барышня и должна понимать, что тебе не подобает так вести себя.

– Грациелла влюблена в нашего садовника. Я видела, как они целовались, –