ее. Эдгар подошел к кровати, сел на край и погладил ее распущенные волосы.

– Я забыл тебе сказать, мне нравится, что ты снова превратилась в блондинку.

Лаура вылезла из-под одеяла и встала на колени подле него так, что их рост сравнялся. Она осторожно расстегнула ему рубашку и увидела, что рана на груди затянулась, оставив бледно-розовый шрам.

– Эдгар, тебе больно? – жалобно спросила Лаура, снедаемая чувством вины.

– Уже нет.

Слезы брызнули из глаз Лауры, светлые, как разбавленная киноварь, и она прильнула к шраму поцелуем. Эдгар молча ждал, что будет дальше. Лаура сбросила с него рубашку, затем сняла с себя майку и прижалась к нему, желая прочувствовать их близость всей кожей. Она жаждала, чтобы наконец произошло то, что должно случиться между ними. Ничто в этом мире не имело значения в сравнении с силой ее страсти – ни их кровные узы, ни убийства, совершенные ими. Кровь всех людей на планете не могла омрачить красоту этого мгновения, разорвать их объятия.

Лаура подняла на Эдгара горящие нетерпением глаза и обвила руками за плечи. Их губы встретились. Они целовались медленно и робко, как подростки, будто делали это впервые. Отринув последнюю преграду, Лаура на ощупь стянула трусики и забралась к нему на колени. Неуловимая улыбка тронула губы Эдгара – он понял, что победил и его девочка готова идти до конца.

Когда Эдгар опрокинул Лауру на кровать и увидел страх, мелькнувший в ее глазах, он сказал:

– Не бойся. Тебе не будет больно.

Эти слова вызвали у Лауры такой мощный приступ дежавю, что она принялась судорожно вспоминать, когда слышала их, и почти не ощутила, как Эдгар мягко вошел в ее тело, будто клинок в ножны. Лаура задохнулась от избытка чувств и приняла Эдгара каждой клеточкой своего существа. Она оплела его руками и ногами, ей хотелось слиться с ним, раствориться, принадлежать ему без остатка. Ее охватило чудесное ощущение наполненности и завершенности. Эдгар покрывал ее лицо поцелуями, осушая остатки слез, и каждое его плавное движение было проникнуто невероятной нежностью. Вдалеке раздались раскаты грома, но Эдгар и Лаура не слышали их, поглощенные друг другом. Они были единственными любовниками в подлунном мире.

Лаура очнулась от ранее неизведанного экстаза, когда за окном уже вечерело. Призрачные сумерки туманным покрывалом опустились на замок, обволакивая незримо и легко, как сон. Лунный свет в их спальне преломлялся, отражаясь от стен и создавая иную, многоликую реальность.

– Почему мы не делали этого раньше? – спросила она, разнеженно лежа на плече у Эдгара.

– Я ждал, когда ты будешь готова, – ответил он. – Мне хотелось, чтобы ты решилась сама. Чтобы отдалась мне по любви, а не по каким-то другим причинам, скажем, от слабости или безысходности.

И тут в прояснившуюся голову Лауры вдруг закрались сомнения. Она села, откинула одеяло, которым была укрыта, и стала разглядывать простыню под собой. Та была чистой.

– У меня странные ощущения, – проговорила Лаура с подозрением. – К чему твои слова, что больно не будет? Почему нет крови?

– По-всякому бывает, – уклончиво сказал Эдгар, но она почувствовала едва заметную фальшь в его словах.

– Нет, погоди! Скажи мне правду! – с настойчивостью допытывалась Лаура. – Я не была девственницей?

– Не совсем. – Он смутился и отвел взгляд. – Не хотел тебе говорить, но я уже решил эту маленькую проблему.

– Когда ты успел? – поразилась она.

– В ту ночь, когда обратил тебя.

Эдгар с сожалением увидел, как вмиг растаяли ее девичьи грезы и сменились твердой решимостью выяснить правду до конца.

– Как ты мог? – в негодовании воскликнула Лаура. – И тебе не стыдно?

Он неопределенно пожал плечами и ответил:

– Мне приходилось делать вещи и похуже. Кроме того, в тот момент мне казалось это правильным.

– Не сомневаюсь, – процедила Лаура, еле сдерживая злость, – и не уверена, что ты в принципе способен испытывать чувство стыда.

– Не стоит переживать, – сказал Эдгар небрежно, как будто речь шла о чем-то незначительном, ранив ее в самое сердце. – Я сделал все аккуратно, и ты не почувствовала боли благодаря вампирскому поцелую.

– Почему же я ничего не помню? – недоумевала Лаура. – Я была без сознания?

– Нет, но думала, что это сон, – честно признался Эдгар. – Ты была прекрасна и упоительна. И я уверен, что тебе понравилось.

– Ты это серьезно? Как ты можешь так говорить?! – Ее возмущению не было предела. – Давай называть вещи своими именами! Ты изнасиловал меня, когда я умирала и даже не могла сопротивляться!

– Я не думаю, что ты стала бы сопротивляться, – возразил он с самоуверенной улыбкой. – Ты знаешь, моя милая услада, что это все равно произошло бы – рано или поздно. Ты изначально была моей, по самой своей природе, ведь это я создал тебя. И никогда не скрывал, что питаю к тебе неудержимую страсть, которой не испытывал ни к кому в вечной жизни. В тебе течет моя кровь, заключена часть моей души. Нас тянет друг к другу, это было неизбежно, так какая разница, когда оно случилось в первый раз. Раз уж ты не помнишь, можешь считать, что тогда ничего не было.

– Для меня разница есть! – пылко вскричала Лаура. – Ты снова пренебрег моими чувствами, они не имели для тебя никакого значения. Ни тогда, ни сейчас.

Эдгар смотрел на нее снисходительно, не сомневаясь в собственной неотразимости. Однако слова ее оказались неприятны, ведь Лаура права, как бы он ни стремился оправдать свою прихоть, осуществленную той лунной ночью. Тогда он с непреодолимой силой возжелал получить не только кровь Лауры, но и ее тело. Но Эдгар не мог не попробовать объяснить, что окончательно сподвигло его так обойтись с ней. Да, он сделал то, что захотел, но при этом подумал и о ней.

– Успокойся и послушай меня, – примирительным тоном сказал Эдгар, – на все есть причина. Ты ведь знаешь, что у вампиров все раны затягиваются, ткани восстанавливаются, и довольно быстро. Если бы ты лишилась девственности, будучи бессмертной, тебе пришлось бы терять ее каждый раз – снова и снова. Или вообще отказаться от плотской любви. Я всего лишь облегчил тебе жизнь. Ты же не хотела бы остаться вечной девственницей?

– Может, и хотела бы!

– Раз так, зачем ты сейчас переспала со мной? – насмешливо улыбнулся Эдгар.

Лаура обиженно поджала губы, швырнула в него подушку, вскочила с кровати и начала лихорадочно одеваться. Обнаженное тело стало стеснять ее. По иронии судьбы, первое, что попалось в шкафу, – то самое белое атласное платье, что он надел на нее в первую ночь, которое она потом забрала из «Магдалы» и своими руками