— Ишь… — буркнул Илень. — И о том прознал!

— Это было несложно. Отвечай, да или нет.

Илень долго мялся, будто думая, говорить или нет. Станимир молча ждал.

— Тут видишь какое дело… Учай, он парень непростой. Слыхал, как его величает Марас? «Учай, сын Шкая». А отца-то его на самом деле звали Толмай.

— Гм… А кто такой Шкай?

— Это у них бог грозы. Стало быть, Учай сам себя зовет сыном бога и другим велит. Оттого земными девками вроде как брезгует. Ходят слухи, что к нему благосклонна некая изорянская богиня. Ясное дело, после богини даже царевна, не говоря уже о жене, соломенным чучелом покажется…

— И что же за богиня? — с любопытством спросил Станимир. — Кто-то видел ее?

— Нет, но он носит ее лик на груди и после всякой битвы жертвует ей кровь врагов… — Илень, невольно оглянувшись, добавил шепотом: — Болтают, он и жену свою той богине отдал… — Он откашлялся и сказал громко: — А может, и ерунда все это. Да уже и не важно. Мина с Джеришем в битве за Мравец оба голову сложили…

— Ну да, конечно, — кивнул вождь лютвягов. — А теперь выслушай меня, друже. И если я вдруг околесицу какую понесу, ты, как в прежние времена, честно о том скажи.

— Давай, — удивленно ответил Илень.

— Стало быть, Учай завоевал для нас с тобой, для всех тех, кого арьяльцы именуют вендами, дривские земли. И теперь желает отдать их под мою руку…

— Верно.

— Погоди, я не закончил. Нынче там у вас, поди, уже снег лежит.

— Да, когда уезжали, вовсю мело.

— Пока холода да метели, арьяльцы к вам не сунутся. Да и не до того им сейчас, на них с юга накхи лезут… А вот представь — снег сойдет, половодье схлынет, дороги высохнут, и придут из столицы войска отбирать Мравец. И кого они там встретят?

Илень почесал в затылке:

— Нас?

— То-то и оно. Учая там уже нет, — рассуждал молодой вождь. — Вместо него — ты. Да может, и я, если соглашусь принять земли. Как дальше дело складываться будет?

— Понятно как — вновь сойдемся в сече.

— Во-от, — протянул Станимир. — Ясное дело, без боя родную землю не отдадим. Но одним управиться будет трудновато.

— Ну так у нас же Учай будет в союзниках, — возразил дривский воевода.

— И то верно. Но если б ты сказал, что союзником будет Изгара, я бы в тот же миг поверил. А Учай, как мы помним, хитрее седого лиса… Как придет с войском под Мравец да как ударит не по арьяльцам, а по нам! Ведь он все еще арьяльский наместник Затуманного края.

— Гм… Как-то оно все…

— А если мы еще и царевну ему отдадим, — продолжал Станимир, — так он явится под стены не один, а с Аюной. И будет рассказывать, как хитростью освободил ее из наших рук.

— Ох ты елки мохнатые, — пробормотал Илень, хватаясь за голову. — Как оно у тебя все скверно складывается! Как рыбья чешуя, одно к одному!

— Вот и мне так представляется. Я бы еще поверил, что Аюна изорянину сама по себе надобна. Может, он видел ее или слышал о ее небесной красоте от Джериша. Но только, как ты сам подтвердил, Учай на девок вовсе не глядит. А раз так — зачем она ему? Тут явно какой-то расчет…

— Расчет тоже имеется, — подумав, ответил воевода. — Учай на царевича Аюра ужас как зол. Тот вроде как его батюшку на охоте загубил. Думаю, месть он задумал.

— Мстить тоже по-всякому можно… Вот что тебе скажу. Как бы то ни было, царевну ему отдавать нельзя. Однако и от его предложения отказываться неразумно. Надо выждать — а тем временем разведать получше, что наш новый союзник затевает на самом деле… — Станимир наклонился в кресле и негромко сказал: — Поступим так. У Аюны есть служанка, смышленая и схожая с ней ликом, с красивой золотистой косой. Она хорошо знает порядки государева двора, сумеет прикинуться царевной…

— Но Марас уже видел царевну!

— Марасу скажем так: мы с радостью готовы выполнить условия Учая, но для столь высокой гостьи нужно устроить должный прием. А пока вперед самой царевны мы посылаем часть ее свиты. И намекни ему, что я пытаюсь одурачить вендских вождей. Марас на это пойдет — куда ему деваться? Сама Аюна до времени поживет у меня, в тайном месте. А мы устроим царевне пышные проводы в изорянские земли. Так мы выиграем время, чтобы разобраться, друг нам Учай или хитрый враг. Заодно успокоим родню Бурмилы.

— Ну а когда Учай узнает, что вместо царевны ему отправили челядинку? — нахмурился Илень. — Ох, не завидую я девке… Что он с ней сделает?

— А нам какое дело? Куда важнее, чтобы он не разгадал нашу игру.

* * *

Власко кипел от ярости и какого-то нового жгучего чувства, которому не мог найти названия. Вот уже несколько лет, как он пошел под руку Станимира и вполне заслуженно считал себя ближником князя. Как же мог Станимир, почитаемый им как отец, так поступить?!

Когда тот призвал Власко к себе, потребовал доставить к нему Суви и объяснил зачем, у толмача аж волосы на загривке зашевелились. Заметив, насколько ошарашен соратник, Станимир удивленно смерил его взглядом:

— Что происходит?

— Не губи, владче!

— Да вроде и не думал.

— Не отдавай в изорянскую землю Суви! Любую другую возьми из свиты. Вон их сколько…

— Ты, Власко, все ж не заговаривайся, — недовольно ответил вождь. — Накх тебя по руке полоснул, а не по голове. Я что, совет с тобой держать буду, как мне надлежит поступить? Если я сказал, что поедет Суви, то перед тем всяко подумал.

— Ясное дело, подумал! Но мне она дороже жизни!

— Похоже, по голове все же прилетело, — вздохнул Станимир. — Власко, ты что, с умом поврозь? Как она может быть тебе дороже жизни? Она пленница. Наша добыча, как и все они. Вот эта золотая пряжка — тоже добыча, пояс твой — добыча… И Суви ничем не лучше.

— Ясное дело, что добыча. Мне ее Шерех еще там, в лесу, отдал. Я иного себе и не спросил…

— Э, нет, так не пойдет, — нахмурился Станимир. — Царевна и все, что при ней — платья, гребни, зеркала или девки, — это моя добыча. Уже я от щедрот могу ими наделять.

— Разве плохо я тебе служил, разве прогневал чем? — Толмач устремил молящий взгляд на князя. — Прошу, не отнимай Суви. Люба она мне.

— Ты, брат, не дури. Нынче эта люба, завтра иная. Вот скоро пойдем в