— Бойкая не в меру, но для красной девки это разве изъян? — довольно продолжал вождь. — А приходи, как стемнеет, в мои палаты. Внакладе не останешься!

Янди улыбнулась и нащупала за поясом волчий оберег.

— Чего ж темени-то ждать? — игриво спросила она. — Мой домишко тут под стенами, недалеко… Если пожелаешь, так и тянуть не будем…

Бурмила шагнул к девушке, с силой облапил ее и впился в губы смачным поцелуем. Янди выгнулась, чуть отстраняясь.

— Ты муж сильный, видный, — проворковала она. — По всему видать, с девицами в обращении искусен. Ступай за мной. Я чуток впереди, а ты не отставай.

— Идем, — с жадностью глядя на нее, отозвался вождь. — Ух как ты мне по нраву, Векша…

* * *

Той ночью Аюна почти не спала. А когда глаза ее наконец смыкались, ей снился все тот же ужасный сон. Ишан, приятель ее детских игр, стоит подле постели с собственной головой в руках. Голова шевелит губами, зовет царевну по имени, ищет взглядом… Аюна вскакивает, пытается укрыться, но, куда бы она ни бежала, везде ее встречает обезглавленный юноша.

«Зачем ты меня преследуешь?!» — кричит наконец она.

И тут же понимает — зря она это сделала. Мертвец останавливается, голова теперь смотрит прямо на нее.

«Аюна, я пришел за тобой».

«Я никуда не пойду!»

«Это воля богини. Ты нарушила запрет. Ты должна идти».

«Именем Господа Солнца — развейся!»

«Исварха ночью покидает мир. Ты не дозовешься его. Идем со мной…»

Мертвая рука тянется к ней. Царевна с криком просыпается.

А когда спустя долгое время она вновь начинает задремывать, то обнаруживает себя в лесу — у той самой сломанной сосны, где прятались они с Янди.

…Неведомая сила тянет ее на поляну, где Станимир убивал жертв. Аюна видит широкие ступени, ведущие в никуда. Перед ними темнеет гора мертвых тел. Вокруг неподвижно стоят мужи, измазанные в крови. Лица их закрашены так, что Шереха от Станимира не отличить.

«Так вот зачем они пачкали лица кровью, — понимает вдруг Аюна. — У них теперь нет ни имен, ни лиц. Богиня не узнает их…»

На верхней ступени лестницы, ведущей в никуда, как будто прямо из косматых еловых ветвей, возникает высокая — вдвое выше обычного человека — женщина. Она в черном платье, на голове плат, низко надвинутый на лицо…

Лютвяги склоняют голову и становятся на колено. Из-под черного покрывала богини светятся зеленые точки. Аюна запрокидывает голову, широко распахнутыми глазами глядя прямо ей в лицо…

Лицо?! Вместо него у женщины — волчья морда!

Распахивается клыкастая пасть. Аюна кричит и просыпается…

Окончательно проснулась царевна уже на рассвете, измученная так, будто всю ночь и в самом деле провела в лесу. На робкий вопрос Суви, что произошло ночью, она лишь молча скривилась, будто от зубной боли, и приказала немедленно принести ушат с холодной водой для умывания. Едва служанки одели и причесали царевну, она нетерпеливо приказала Суви:

— Ступай к Станимиру на подворье, передай, что я жду его.

Суви вернулась очень скоро.

— Не вели казнить, госпожа, князь еще почивает…

Царевна засопела от гнева.

«Да как он может спать?! После того, что натворил ночью…»

Поймав любопытные взгляды служанок, она заставила себя успокоиться. Их это не касается! Что ж, спит так спит… Она потребовала завтрак и велела Суви ждать пробуждения Станимира, а как только проснется — сразу звать на разговор.

День тянулся невыносимо медленно. Вождь лютвягов появился, лишь когда уже начало смеркаться, — свежий и радостный, с белозубой улыбкой на лице.

— Ты звала меня, солнцеликая? — склоняясь перед дочерью Ардвана, спросил он.

— Да, я хотела с тобой говорить. И это очень важно!

— Что ж… — Станимир подал знак служанкам выйти из горницы и закрыть дверь. — О чем хочешь спросить меня?

Аюна пристально посмотрела на него, но вождь лютвягов не опускал взгляда. Как он спокоен, как возмутительно безмятежен!

— Я видела тебя этой ночью! — обвиняюще заявила она.

— Во сне?

— Я бы очень желала, чтобы увиденное было сном! Хотя и тогда это был бы ужасный сон… Но я видела тебя своими глазами в лесу!

Станимир явственно напрягся:

— Ты была в лесу? И долго?

— Не знаю. Но мне хватило!

— Должно быть, недолго, иначе бы мы с тобой сейчас не беседовали, — пробормотал он. — Люди могут кого-то не заметить, но от взора Медейны ничто не укроется… Что же именно ты видела ночью?

— Ты убивал людей и мазал себя их кровью!

Как ни удивительно, но царевне показалось, что на миг на лице лютвяга мелькнуло облегчение. Затем он вперил в царевну тяжелый изучающий взгляд. Затем кивнул:

— Да, убивал. Я был быстрее и ловчее. И если ты все видела своими глазами, то знаешь, что каждый из моих противников в начале поединка был вооружен, а я — нет. Все они тоже могли убить меня. Это был честный бой.

— Ты это называешь честным боем?!

— Но если я ответил на твой вопрос, ответь и ты на мой, — холодно произнес Станимир. — Как ты попала ночью в лес?

— Это не важно, — отрезала Аюна. — Главное — что я видела.

— Ты видела древний обряд. В наших лесах — свои боги. Если я и далее желаю вести свой народ, то обязан почитать их всех. Так все же ты не ответила. Кто отвел тебя в лес?

— Меня отвели мои ноги. Я шла за тобой…

— Нет, не шла. Я очень хочу узнать, кто и зачем надоумил тебя за мной следить.

— А я тоже очень хочу узнать, кто надоумил тебя приносить в жертву арьев! — закричала Аюна. — Что ты скрываешь от меня? Какой ты на самом деле? Я поверила твоим словам о том, что мир меняется и мы рождены, чтобы обновить его… Это и есть твое обновление?

— Там был один арий, это верно, — нахмурился Станимир, будто пытаясь что-то вспомнить. — Он был ловкий боец, весьма ловкий… Мне все же удалось его осилить, — правда, я не помню как…

— Ты лжешь! — воскликнула царевна, и ее золотистые глаза потемнели. — Ты загрыз его!

— Загрыз? — удивленно повторил вождь лютвягов. — Должно быть, ты что-то путаешь.

— Я говорю о том, что видела сама. Не пытайся юлить!

— Я говорю как есть. Не помню ничего такого.

От беспомощности и отчаяния глаза царевны вдруг наполнились слезами.

— Ишан был моим родичем, — срывающимся голосом выговорила она. — Мы знали друг друга с детства…

— Мне, право, жаль, — склонил голову молодой вождь. — Если бы