Царевна отвернулась, уткнулась лицом в ладони и разрыдалась, сама не зная отчего. То ли от жалости к Ишану, то ли от жалости к себе. Ее синеглазый Станимир, которому она была готова довериться всей душой, — такой же кровожадный оборотень, как Шерех, а все его слова — ложь…

Станимир чуть помедлил, а затем шагнул вперед, привлек девушку к себе и начал гладить по голове. Аюна уткнулась ему в грудь, заливаясь слезами.

— Мы — лютвяги, дети Матери-Волчицы, — заговорил он. — Когда Исварха уходит в дальние пределы небесных полей, землю укрывает темнота и сковывает лед, а леса наполняются нечистью, алчущей тепла человеческих жизней. Кто защитит людей, как не я и мои воины? Чтобы сражаться с тьмой, надо и самому быть страшным… Это так, царевна, и тебе придется это принять. Не прячь лицо, Аюна! Только ребенок при виде зверя закрывает глаза и считает, что теперь он в безопасности. Открой глаза и посмотри на меня. Для тебя я не опасен.

— Откуда мне знать? — всхлипнула царевна. — Ты убил семью Кирана… Ишана загрыз… Может, ты и меня…

— Клянусь Солнцем, я никогда тебя не обижу!

Руки князя скользили по ее спине и волосам, лучше всяких слов убеждая царевну в его правдивости и любви. Аюна подняла на него взгляд и улыбнулась сквозь слезы:

— Я тебе верю… Вейлин.

В этот миг дверь открылась без стука. На пороге горницы возник Шерех — еще мрачнее обычного.

— Что-то стряслось? — повернулся к нему Станимир, выпуская Аюну из объятий.

— Да, — кратко ответил тот.

— Только что из лесу принесли мертвого Бурмилу. Тело нашли у самой дороги, возле тропинки… — Шерех исподлобья взглянул на вождя. — Горло разорвано волчьими клыками.

Станимир стиснул челюсти. Аюна вспомнила свой сон, и ей стало так жутко, что даже в глазах потемнело, как тогда ночью на сосне. Что же это? Неужели и это ее вина? Лесная богиня мстит?!

— На торжище шепчутся о Волчьем круге, — продолжал Шерех. — Болтают, дескать, только Бурмила правду на пиру тебе в глаза сказал, а ныне уже за это поплатился…

— Ты видел тело? Клыки на горле и впрямь волчьи?

— Клыки-то волчьи, да только прикус не волчий.

— Значит, так поступим. Возьми своих людей, по торжищу пройдешь. Может, люди что видели или слышали. Бурмила не пичуга, упорхнуть не мог.

— Уже начал, — буркнул Шерех. — Под вечер Бурмила сидел в кружале с сородичами, глаза заливал. А потом по нужде вышел, да так и не вернулся.

— Не вернулся — ладно… Раз мертвым за стенами нашли, стало быть, отчего-то сам ушел, — быстро обдумывая положение дел, проговорил вождь лютвягов. — Небось через ворота его силком не тащили. Надо узнать, с чего это он вдруг, не попрощавшись, подался из города. Кто с ним был, налегке ушел или нет. Не ограбил ли кто. Все разузнай! Тот, кто Бурмилу прикончил, целил в нас… Ступай.

Шерех наклонил голову и молча вышел из горницы.

Станимир повернулся к царевне:

— А ты мне ничего не хочешь рассказать?

— О чем? — настороженно спросила царевна.

Хотя Шерех и его вождь говорили на своем языке, она уже поняла, что случилось нечто очень нехорошее.

— О смерти Бурмилы — того самого, кто вчера против тебя на пиру речь держал.

— Я об этом ничего не знаю! Да и какое мне дело до злобного дикаря?

— За этим… дикарем стоит большой и сильный род, — сухо заметил вождь. — Сильней моего!

— Я не убивала его!

— И не догадываешься, кто бы мог это сделать?

— Откуда бы?

— Понятно…

Станимир открыл дверь:

— Шерех, вернись!

Хмурый верзила, ушедший было из терема, снова поднялся по лестнице.

— Подбери кого-нибудь из своих людей, — заговорил Станимир, переходя на язык лютвягов. — Завтра поутру отвезите царевну на мою охотничью заимку. Но только тихо, чтобы никто не прознал.

— Отвезу, — кивнул тот, бросив хищный взгляд на девушку.

— Все, ступай. — Станимир повернулся к недоумевающей Аюне. — Я отошлю тебя, пока не уляжется шум. Побудешь в одном тихом, уединенном месте.

— Но…

— Не сомневайся, о тебе позаботятся.

Брови Аюны сошлись над переносицей.

— А меня ты решил не спрашивать?!

— Если желаешь, могу спросить. Но завтра ты все равно туда отбудешь.

Глава 10

Излом

Станимир сидел один в большом чертоге своего дворца, погруженный в раздумья. Помимо прочего, чертог предназначался для приема послов. Конечно, он не мог сравниться с тронным залом Лазурного дворца. Но для тех, кто не видел убранства царских покоев, здешние резные столбы и расписные балки с узорами, исполненными глубокого и тайного смысла, казались настоящим чудом.

Однако Марас, посланник и родич изорянского вождя Учая, на красоты Станимирова дворца даже не взглянул. Уставившись прямо на вождя своими рыбьими глазами, бесстрастно изложил предложение Учая — такое неслыханно щедрое на первый взгляд, но по сути больше походившее на хитрую и подлую ловушку…

Выслушав Мараса, вождь лютвягов, как много раз прежде, сделал суровое лицо и сообщил, что хорошо обдумает его слова, а затем даст ответ. По разочарованному виду изорянина было ясно, что тот ожидал совсем иных речей, и Станимира это порадовало. Однако перечить Марас все же не посмел, лишь нахмурился и вышел.

Илень, служивший толмачом в беседе, намеревался было уйти вслед за ним, но Станимир попросил его вернуться. И вот теперь ждал. От их беседы зависело очень многое…

Когда дривский воевода вновь появился в резном чертоге, Станимир поднял голову и с улыбкой подозвал к себе:

— Иди сюда, Илень. Садись рядом, вот кресло… Я тут велел на торжище порасспросить о вашем Учае, и кое-что меня удивило…

— Что же?

— Правду ли говорят, что он, хоть и совсем юн годами, хитер, как седой лис?

— Истинная правда, — кивнул Илень, садясь в кресло. — Такого быстрого и изворотливого ума, как у этого парня, я отродясь не встречал. Все свои победы, а их было уже немало, Учай одержал более хитростью, чем силой и доблестью.

— А правда ли, что при Учае состоял жезлоносец по имени Джериш?

— И это правда. Именно Джериш обучал его войско.

— Так и мне рассказали, — пробормотал Станимир. — А еще говорят, будто этот Учай поныне называет себя наместником Затуманного края. И будто бы Джериш был к нему приставлен из столицы, дабы присматривать и наставлять…

— Это уловка, — отмахнулся Илень. — Она помогла нам взять Мравец. Тамошние арьи были уверены, будто мы идем к ним на помощь.

— Хитро… А еще мне поведали, будто жена Учая открыто жила с тем самым Джеришем. А Учай, зная о том, даже вида