Шрифт:
Закладка:
Временами Шамфор предавался идеалу. «Необходимо объединить противоположности: любовь к добродетели с безразличием к общественному мнению; вкус к работе с безразличием к славе; заботу о своем здоровье с безразличием к жизни».90 Несколько лет он думал наполнить жизнь смыслом, посвятив себя революции, но пять лет общения с Мирабо, Дантоном, Маратом и Робеспьером вернули ему отчаяние. Тогда ему показалось, что революционный девиз «Свобода, равенство, братство» стал означать «Будь моим братом или я убью тебя».91 Он встал на сторону жирондистов и обрушился на более радикальных лидеров со своим безрассудным остроумием. Его арестовали, но вскоре отпустили. Под угрозой ареста он снова застрелился и зарезался. Он продержался до 13 апреля 1794 года и умер, сказав Сьезе: «Наконец-то я ухожу из этого мира, где сердце должно разбиться или стать бронзовым [Je m'en vais enfin de ce monde, où il faut que le cœur se brise ou se bronze |]».92
Если в Шамфоре преобладало влияние Вольтера, то в Жаке-Анри Бернардене де Сен-Пьере влияние Руссо было полным и явным. В возрасте тридцати одного года (1768) он отправился в качестве инженера по заданию правительства на остров Он-де-Франс, ныне называемый Маврикий. На этом гористом, дождливом, плодородном острове он нашел то, что считал «состоянием природы» Руссо — мужчин и женщин, живущих в непосредственной близости от земли и свободных от пороков цивилизации. Вернувшись во Францию (1771), он стал преданным другом Жан-Жака, научился терпеть его истерики и думать о нем как об очередном спасителе человечества. В книге «Путешествие по острову Франция» (1773) он описал простую жизнь и устойчивую религиозную веру населения острова. Епископ Экса увидел в этой книге здоровую реакцию против Вольтера и добился для автора королевской пенсии в тысячу ливров. В ответ Бернарден опубликовал «Исследования природы» (1784) и «Гармонии природы» (1796), в которых описал чудеса растительного и животного мира и утверждал, что многочисленные примеры очевидного приспособления, цели и замысла доказывают существование высшего разума. Он пошел дальше Руссо в возвеличивании чувства над разумом. «Чем дальше продвигается разум, тем больше он приносит нам доказательств нашего ничтожества; и далеко не успокаивая наши печали своими исследованиями, он часто увеличивает их своим светом… Но чувство… дает нам возвышенный импульс, и, подчиняя себе наш разум, оно становится самым благородным и самым приятным инстинктом в человеческой жизни».93
Ко второму изданию «Этюдов» (1788) Бернарден приложил роман «Поль и Вирджиния» (Paul et Virginie), который остается классикой французской литературы на протяжении десятка смен вкусов. Две беременные француженки приезжают на Маврикий, у одной умер муж, другую бросил любовник. Одна рожает Поля, другая — Виржини. Дети растут в горной долине, среди величественных пейзажей, благоухающих природными цветами. Их нравственность формируется под влиянием материнской заботы и религиозного воспитания. Как только они достигают половой зрелости, они влюбляются друг в друга — и никого больше нет рядом. Виржини отправляют во Францию за наследством, что нечасто случается в природном государстве. Ей предлагают замужество и большое состояние, если она останется во Франции, но она отказывается и возвращается на Маврикий к Полю. Он бежит на берег, чтобы увидеть приближающийся корабль; его охватывает радость от мыслей о любви и счастье, но судно попадает на мелководье, садится на мель, и его разбивает шторм; Виржини тонет, пытаясь добраться до берега. Поль умирает от горя.
Маленькая книжка представляет собой поэму в прозе, рассказанную с простотой стиля, чистотой и музыкой языка, не превзойденными нигде во французской литературе. Ее благочестие и сентиментальность соответствовали настроению того времени, и никого не беспокоил тот факт, что у этих добродетельных женщин и детей были рабы.94 Бернарден был назван подлинным преемником Руссо; женщины писали ему в том же тоне благочестивого восхищения, в котором они утешали автора «Эмиля». Как и Руссо, Бернарден не пользовался своей славой; он сторонился общества и тихо жил среди бедняков. Революция оставила его невредимым. Среди ее насилия он женился в возрасте пятидесяти пяти лет на двадцатидвухлетней Фелисите Дидо; она родила ему двоих детей, которых назвали Поль и Виржини. После смерти Фелисите он женился снова, в шестьдесят три года, на молодой женщине, Дезире де Пеллепу, которая с любовью заботилась о нем до самой его смерти в 1814 году. Перед смертью он увидел, как возвышается Шатобриан, который принял из его рук факел французского романтизма и благочестия и пронес его в девятнадцатый век.
В эту эпоху появилось несколько незначительных книг, которые уже не читают, но которые придали голос и цвет тому времени. Аббат Жан-Жак Бартелеми опубликовал в возрасте семидесяти двух лет (1788), после тридцати лет работы над книгой, «Путешествие молодого Анахарсиса в Грецию», в котором описал внешность, древности, учреждения, обычаи и монеты Греции четвертого века до нашей эры, как их видел скифский путешественник; книга появилась на гребне классической волны и была одним из выдающихся литературных успехов эпохи. Она почти основала науку нумизматику во Франции.
По популярности с ней соперничала книга «Руины, или Размышления о революциях империй», которую граф Константин де Вольней выпустил в 1791 году после четырехлетнего путешествия по Египту и Сирии. Видя разрушенные остатки древних цивилизаций, он спрашивал: «Кто может гарантировать нам, что подобное запустение не постигнет однажды и нашу страну?» Сейчас мы не решаемся дать оптимистичный ответ на этот вопрос, но Вольней, живущий в конце эпохи Разума и унаследовавший, как и Кондорсе, все ее надежды для человечества, сообщил своим читателям, что крах тех старых империй был вызван невежеством их народов, которое было связано с трудностями передачи знаний от человека к человеку и от поколения к поколению. Но теперь эти трудности были преодолены благодаря изобретению книгопечатания. Чтобы предотвратить гибель цивилизации, отныне необходимо лишь широкое распространение знаний, которые побуждают людей и государства примирять свои необщительные порывы с общим благом. При таком равновесии сил война уступит место арбитражу, и «весь род станет одним великим обществом, единой семьей, управляемой одним духом и общими законами, наслаждаясь всем счастьем, на которое способна человеческая природа».95
Мы переходим к невероятной карьере Николя-Эдме Рестифа де Ла Бретонна, которого некоторые современники называли «Руссо из сточной канавы» и «Вольтером из горничных»; автора около двухсот томов, многие из которых были напечатаны его собственной рукой и в его типографии, некоторые — нарочито