– День и ночь! – Ее смех поплыл по ветру, как звучный и чистый звон гонга. – Слишком уж это утомительно. Ты успела обежать весь город, рисовала знаки, убивала, мылась в банях…

Она даже не понизила голос, перечисляя мои похождения.

– Чтобы следить за тобой день и ночь, мне бы пришлось отказаться от мирных радостей Домбанга. Кам с Кео заскучали бы вдвоем. – Она кивнула на болтающих у стойки подавальщиков, затем пожевала губами и поправилась: – Нет, конечно, им и вдвоем не скучно, но хочется думать, что я обогатила их новым опытом.

– А как же долг свидетеля?

Эла, потянувшись через стол, потрепала меня по руке:

– Не ревнуй, Пирр. Я и тебя не забываю. Правда, половину вахт взял на себя Коссал, но в свой черед за тобой присматривать, поверь, я глаз с тебя не свожу.

– Когда не заглядываешься на Рука.

– Того требует мое благочестие, – подмигнула она.

Я чуть не подавилась этим словом.

– Ничего себе благочестие – заглядываться на его шрамы и плечи. Ты жрица Ананшаэля!

– И потому обязана проверить, полюбила ли ты его, прежде чем отдать богу.

Я вытаращила глаза:

– И для этого ты шляешься по баням, разглядывая голые ляжки?

– Шляюсь… – Эла скривилась, словно раскусила кислый плод. – Какое некрасивое слово. Я большей частью плавала на спинке.

– Поза ничего не меняет.

Эла поджала губы:

– Ты еще поймешь, как важна поза – если это правильная поза. – Она отставила глиняную чашку и, склонив голову к плечу, окинула меня взглядом. – Над твоей, кстати, я бы поработала.

Не в первый раз наедине с ней я ощутила под собой пустоту. Легкость, с которой она переходила от бедер Рука к благочестию и обратно к вольностям плоти, кружила мне голову, выбивала почву из-под ног. И ее интонации мне никак не давались. Вот кажется, что ее темные глаза смеются надо мной, а вот уже улыбка, блеск безупречных белых зубов в изгибе губ представляется подарком, обещанием разделить со мной, и только со мной, заветную тайну. Я никак не могла сообразить, обижаться мне или отвечать на улыбку улыбкой.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – ответила я, словно девочка, не знающая ни любви, ни жизни.

– Конечно…

Она плавно поднялась с места, покрутила головой, разминая шею, подмигнула мне и знаком предложила: «Вставай!»

– Куда идем?

– На частный причал за моей комнатой.

– Зачем это? – прищурилась я.

– Займемся твоим образованием, – улыбнулась Эла.

Стоя на широких мостках, я старалась держаться как обычно, но светившаяся в глазах Элы усмешка вызывала странное чувство во всем теле. Я никак не могла найти привычной позы, не помнила, как должны свисать по бокам руки. Попыталась сложить их на груди, почувствовала, что смешна – точь-в-точь бахвал-вояка на сцене, – и снова их уронила. Эла подняла брови:

– Сладкий поцелуй Ананшаэля, Пирр, ты даже с ним не была такой неловкой! Нарочно подражаешь вашим голенастым водяным птицам?

– Они называются прутоноги, – проскрежетала я.

– У тебя ноги хороши, но как ты стоишь… – Эла отступила на шаг. – Тебе, может, в уборную нужно?

У меня загорелись щеки.

– Не знала, что Испытание подразумевает издевки.

– Обычно нет, но иногда без них никак. Тебя ждет не дождется шикарный зеленоглазый задира со сломанным носом, но как тебе его полюбить, если ты на ногах стоять не умеешь?

Я заскрежетала зубами:

– Не все ли равно, как стоять? При чем тут любовь?

– Ты, конечно, шутишь? – захлопала глазами Эла.

– Считай, что я глупей, чем ты думала.

– Намного?

– Ты бы лучше начала с начала.

Жрица тихо присвистнула, облизнула губы и поманила меня к себе. Я шагнула ей навстречу.

– Ближе, – сказала она. – Встань почти на расстоянии удара.

Вот этот язык был мне знаком. За годы в Рашшамбаре я редко обсуждала любовь, зато свое расстояние удара – с самым разнообразным оружием в руках – изучила досконально. Эла внимательно оглядела меня и пожала плечами:

– Тогда уж и нож доставай, лишь бы почувствовала себя немножко свободнее.

Я, поколебавшись, вытянула нож из чехла на бедре. Мир сразу стал казаться более надежным.

Эла повела рукой, как бы представляя меня народу.

– Итак, всякому ясно, что поза имеет значение, – провозгласила она.

– Когда собираешься кого-то убить.

– Любовь похожа на убийство, хоть и без крови. – Она нахмурилась, обдумывая новую мысль. – Обычно похожа. Дело в том, что ты сама не догадываешься, как много знаешь.

– Что я точно знаю, – проворчала я, – это как вогнать нож тебе в глаз, в грудь, в горло, в десяток других точек…

– На самом деле, – погрозила мне пальцем Эла, – ты знаешь, как вогнать нож в глаз, грудь, горло и десяток других точек кому-то намного медлительнее меня, но об этом не будем. Суть в том, что с любовью так же. В ней важно, как ты держишься.

Она улыбалась, но эта улыбка была обычной, согретой радостью женщины, живущей в согласии с собой и с миром. Я напрасно искала в ее лице намек на насмешку.

– Если это опять шутка ниже пояса…

– Перепихнуться каждый дурак умеет, пусть и не лучшим образом, – лениво отмахнулась Эла. – Но мы с тобой говорим о любви, Пирр.

Солнечный луч сверкнул в ее глазах, зажег в них звездочки, яркие даже при свете дня.

– Попробуй возвыситься над требованиями плоти, – сказала она.

Я поймала себя на том, что хлопаю глазами.

– Так я вроде уже возвысилась.

Приняв боевую стойку, я сразу выправилась, уравновесила свое тело. Все снова стало знакомым. Где-то в храме Интарры зазвонил невидимый гонг, тяжелая, блестящая, как солнце, бронза дрожала под колотушкой жреца, отбивая полуденный час. Я уделила взгляд солнцу – яростно-жаркому, застывшему на миг в высшей точке дневного пути. Пот проступил у меня на спине, прилепил волосы к голове, но пока я стояла в одной из древнейших стоек Ананшаэля, все это ничего не значило. Я была не дурехой, не знающей, куда девать свое тело, а созданным из плоти сосудом бога, вечным предвестником смерти.

Эла лениво подняла руки над головой и потянулась, как раскрывающийся цветок. Обратила к солнцу лицо с закрытыми глазами.

– А теперь, – пробормотала она, – убей меня.

Я обомлела:

– Извини?

Между бровей у нее пролегла крошечная морщинка, но глаза остались закрытыми.

– Ты всегда извиняешься перед убийством?

– Не понимаю.

– Потому-то и приходится с тобой возиться. – Она глубоко вздохнула, наслаждаясь теплом воздуха в легких; шелк ки-пана на ее груди натянулся. – Пора меня убить, Пирр. И прошу, ты уж постарайся.

Я не колебалась ни мгновения. В Рашшамбаре постоянно кто-нибудь