– Товарищ комиссар стоял на широкой лестнице с товарищами маршалами, Ворошиловым и Тимошенко. Пуля, разбив витражное стекло, попала в комиссара, забрызгав всё вокруг, и вылетела через другое окно, с другой стороны здания. Мы нашли пулю, с трудом, но нашли. Это была пуля калибра двадцать миллиметров, патрона неизвестного образца, эксперты ещё изучают.

– Свободны, капитан.

Вообще, это было финское противотанковое ружьё. По причине малого количества они применяли их против нашей бронетехники в Финскую эпизодически; к началу этой войны их было уже немало в финской армии. Это было ружьё из прошлого мира. Я изменил приклад, поставил мощную оптику. Ствол новый, работал с ним по бандеровцам. Очень морально тяжело, когда человек рядом взрывается кровавыми брызгами и ошмётками. Хотя бандеровцев людьми называть – это против природы пойти.

И вот, оно снова пригодилось. Ну, и намёк всем вокруг, что все мы люди, все умереть можем. Нарываюсь? Ну конечно, нарываюсь, и осознанно. Я подготовился: пару раз с животом маялся для виду, пришлось в туалете посидеть для алиби. И в день акции, зная про совещание в Генштабе, я сообщил, что снова живот прихватило, успел сбегать, пристрелить гада и вернуться. Меньше часа потратил. А то, что я ещё не закончил, это факт. Рожи тех, что меня на аэродроме встречали, тех, что били, я запомнил, буду искать. Ни одно дело, даже благое, не должно оставаться безнаказанным.

Скорее всего, посыльные из армейцев приходили за мной именно по этой причине: кровавый душ маршалам не понравился, им указали, кто может быть виноват, вот и вызвали. Странно, что конвой не отправили. Почему нарываюсь? А чтобы меня убили. Вот такая простая причина. Второе перерождение дало понять, что есть шанс и на третье, а я не хочу жить инвалидом: отбитые внутренности, восемнадцать переломанных костей, зубы не мои, задыхаюсь, пройдя десять метров, частые головокружения. Существовать в таком виде я не хотел.

Ладно хоть импотентом не стал, месяц назад заработало, а вот смогу ли я иметь детей, теперь уже и не знаю. В прошлой жизни мне повезло, пятерых настрогал: четверых от Светы и Лары и одного от законной супруги. И всё равно, пусть я выздоравливал и с каждым днём становилось легче, я хотел молодое тело.

Глава 12. Новый шанс

К слову, месяц назад прискакала бывшая супруга Никифорова, без дочки, делала намёки на возобновление отношений. Ага, от полковника сбежала, генерала ей теперь подавай. Наглая особа. Послал её, больше не появлялась. Тем более некоторые медсёстры оказывают тут интимные услуги, больница-то не простая, для высших сановников страны.

Я твёрдо решил уйти на перерождение, но не могу сам себе пустить пулю в лоб, что-то останавливает. Чуйка шепчет, что неправильно это. Боюсь, если сам себя убью, перерождения не будет. На войну уехать и подняться на окоп, дав шанс немцам? Возможно и так. Но это если меня признают годным к службе. В принципе, могут, с ограничениями, но это уже комиссия врачей будет решать.

Вернувшись из процедурной (каждая мышца болела, все их отработала женщина-массажист), я обнаружил у палаты знакомого капитана, лейтенанта с ним уже не было. Капитан козырнул и протянул мне приказ за подписью Шапошникова.

– Ждите, – велел я и отнёс приказ лечащему врачу, всё-таки он тут главный. Но врачу уже сообщили, и он дал добро, только велел передвигаться осторожно и не перетруждать себя.

Вернувшись в палату, я обнаружил на койке генеральскую форму, которая обычно висела в шкафу. Эту форму, к слову, я ни разу не надевал: считал, что права не имею. Кто бы там что ни говорил, документальных доказательств того, что был повышен в звании, я на руках не имел. Поэтому достал из хранилища свою сильно потрёпанную форму полковника автобронетанковых войск. У меня всего две формы и было, полтора месяца воевал, меняя их; в одной меня взяли политработники, и она куда-то делась со всеми наградами, а вторая была в хранилище, выстиранная и поглаженная, спасибо ординарцу. Жив ли он?

Я быстро надел утеплённое исподнее, потом свою форму, с трудом натянул сапоги (нагибаться больно, в рёбра отдаёт), фуражку, ремень без кобуры. Шинель не стал: она генеральская, я и носил её, накидывая на плечи и не застёгивая, потому как ничего другого не было.

Когда я вышел в коридор, капитан, флиртующий с медсестрой, обернулся и удивлённо протянул:

– Товарищ… полковник? Товарищ генерал, вам же форму выдали?

– Капитан, ты документы видел, по которым мне давали звание генерала?

– Нет, не видел.

– Вот и я не видел. Чужую форму носить не имею права. Едем, я не хочу опоздать на ужин.

На выходе капитан, сняв шинель, предложил её мне (не так он и безнадёжен), и я, накинув её на плечи, прошёл к машине и сел на заднее сиденье. Зябнувший во френче капитан сел спереди, и шофёр повёз нас к зданию Генштаба.

Дежурный на входе с недоумением посмотрел на мою форму. Ну да, потрёпана, угольками от костра прожжена, да ещё отверстия от снятых наград: я с генеральской формы их не перекидывал, времени не было. Проверив записи в журнале, дежурный сообщил, что ожидает генерал-лейтенанта Никифорова. Однако вызвал своего помощника, который сопроводил меня на второй этаж и, открыв дверь, громко сообщил:

– Генерал-лейтенант Никифоров.

Постукивая тростью, я вошёл в большой зал, где находились с десяток старших командиров. Я здесь, похоже, всех младше по званию: ни одного полковника, сплошь генералы. Среди них я рассмотрел и Соломина в форме генерал-майора автобронетанковых войск, с новенькой звездой Героя и орденом Ленина. Соломин смотрел на меня во все глаза, он явно не узнавал меня. Ну ещё бы, на лице – багровые шрамы, нос вправляли, но выровнять не смогли, золото вместо белых зубов, горькие складки, залёгшие в уголках губ, и совершенно седая голова.

Пока я, постукивая тростью и подволакивая левую ногу, которая плохо гнулась, подходил к столу, на котором были разложены карты и приказы, все молча на меня таращились.

– Почему вы не в своей форме? – наконец негромко спросил Шапошников.

– Приказа на присвоение мне очередного звания не получал, я полковник покуда.

– Не довели до вас? Скорее всего, планировали сделать это позже, в торжественной обстановке.

– Это всё, конечно, интересно, но хотелось бы узнать, зачем вызвали инвалида? Фёдор Иванович, здравствуй, поздравляю с генералом, молодчина.

– Как же это так? – Соломин сглотнул, глядя на меня. – Бомбёжка?

– Какая там бомбёжка, забили в допросной…

Договорить мне