В итоге расследование закрыли, толком и не начав. Инкриминировать мне было нечего.

Тем не менее 27 августа Ельцин снял меня с должности председателя облисполкома, назначив на нее Михаила Кислюка, с которым у нас и раньше отношения не ладились. Он всегда странно себя вел, Михаил Борисович. Разговариваешь с глазу на глаз, вроде нормальный мужик, все правильно понимает, расстаемся по-хорошему, а выходит из кабинета и делает наоборот. Словно кто-то зомбировал человека!

После того как президент фактически выдал Кислюку мандат доверия, тот окончательно потерял берега. С его подачи меня начали откровенно травить в прессе и на телевидении. В чем только не обвиняли! Чуть ли не во вредительстве. При этом противостояние двух ветвей власти – законодательной и исполнительной – подавалось как личный конфликт, борьба конкурентов за трон главного начальника в Кузбассе.

Я не стремился вставлять Кислюку палки в колеса, но возглавляемый мною облсовет действительно часто не утверждал решения, принятые исполкомом. На мой взгляд, они явно не шли на пользу области. В отместку Кислюк регулярно не подписывал предложенные нами законы.

Такой вот суровый клинч получился.

Рабочие комитеты, часть директорского корпуса и, извините, бандиты поддерживали команду Кислюка, а те, кто стоял у станков, рубил уголек, словом, трудился непосредственно на производстве, были на нашей стороне. Но с урезанными полномочиями, которые я тогда имел, ничего не удавалось решить.

В перетягивании каната участвовало много народа – с забастовками, голодовками, митингами, петициями. Постепенно весь Кузбасс начало лихорадить. Мне надоела эта свистопляска, и 20 февраля 1992 года на очередной сессии областного совета я заявил о своей отставке. Обосновал этот шаг так: «То, что происходит в России, расцениваю как издевательство над народом. Котенка утопить и то жалко, а тут людей бросают в пучину: выплывут – не выплывут? Участвовать в этом эксперименте мне не позволяют ни убеждения, ни совесть!..»

Однако сессия не приняла мою отставку. Против голосовал и Кислюк. Не скрою, я сильно удивился. Но подоплека «благородства» Михаила Борисовича вскрылась быстро. На сессии обнародовали заключение комиссии Верховного Совета, расследовавшей «обстоятельства путча». В нем вновь предлагалось «…решить вопрос о возбуждении уголовного дела против Тулеева, открыто поддержавшего действия антиконституционного ГКЧП». Однако любопытнее другое. «Сопроводиловка» раскрыла имена инициаторов запроса в Верховный Совет. Это были Кислюк и его соратник Малыхин. Выходит, Михаил Борисович одной рукой «голосовал» за то, чтобы отправить меня в «казенный дом», а другой выступал против моей отставки с поста председателя облсовета.

Узнав об очередных выкрутасах Кислюка, сессия неожиданно развернулась в противоположную сторону, взявшись за обсуждение вопроса о вотуме недоверия самому Михаилу Борисовичу. И президенту России депутаты направили письмо, в котором опровергали утверждение, будто трудовые коллективы, руководители предприятий, советы народных депутатов городов и районов Кемеровской области требовали назначения Кислюка главой обладминистрации. Дескать, совершен подлог с фальшивыми подписями и письмами.

Выдвигались и другие претензии. Но, конечно, Ельцин не внял аргументам в пользу отставки Кислюка. Ему нужен был, как говорится, пусть и мерзавец, но свой.

Разве не подлость – запустить слух, а потом и в газете напечатать, якобы Тулеев заказал десять тысяч наручников для бастующих шахтеров? Диме, старшему сыну, с издевкой говорили в институте, где он тогда учился: «Твой батя, похоже, решил стать Пиночетом?» Ясное дело, Димка не стерпел, подрался. Правда, потом все же спросил у меня: «Не врут, отец? Заказывал?» Как оправдаться? Подал в суд. Выиграл. Однако о наручниках долго еще трепали языками, а об опровержении многие до сих пор не знают.

А сколько бессонных ночей пережила Эльвира Федоровна из-за различных нападок на меня! Постоянно была рядом – умная, терпеливая, деликатная. Снимала раздражение, как психотерапевт, когда я, усталый, приходил с работы. Никто не знает, сколько раз она плакала украдкой. Но на людях всегда держала себя в руках, проявляла величайшую выдержку.

Если честно, без ее поддержки я вряд ли бы состоялся и как хозяйственник, и как политик. Великое спасибо жене за все, что сделала для меня, для наших детей и внуков.

Так и не научился говорить Эльвире нежные, ласковые слова. Стесняюсь. Но она чувствует, что я ее люблю. В советское время старался, чтобы жена ни в чем не нуждалась, на праздники дарил то кофточку красивую, то сапоги модные, то еще какую-нибудь дефицитную вещицу. Сейчас в магазинах все есть – иди и покупай, лишь бы деньги были. Поэтому обхожусь букетом цветов и тортиком. Эльвира Федоровна говорит, что сладкое ей нельзя, и торты раздает, а цветам рада. Дома зову жену Элей, только когда хочу подразнить, обращаюсь официально: Эльвира.

Золотую свадьбу мы отмечали в семейном кругу, родные настояли, чтобы это событие держалось в секрете. Удивительное дело, казалось, вчера только женился, а уже полувековой юбилей…

Конечно, хорошо, если есть близкие товарищи, которые все понимают без слов и приходят на помощь в нужный момент. Но горько вспоминать иное: когда был на плаву, у власти, в почете, «друзья» по три раза в день здоровались, приглашали на званые ужины, банкеты. Едва оказался в опале, многие отвернулись, сразу стал им не нужен. Потом я опять оказался на высокой должности, и кое-кто из этих перебежчиков попытался вновь предстать в роли закадычных друзей. С тех пор стал предельно осторожно относиться к тем, кто настойчиво пробивается в ближний круг. Считаю, друг – звание на всю жизнь. Его заслужить могут единицы.

Знаю, в глазах многих я оставался оппозиционером, постоянно призывавшим к отставке президента Ельцина и его окружения. Но я переживал за людей, за страну. В апреле 1992 года на VI Съезде народных депутатов России сказал в лицо Борису Николаевичу: «Считаю, народный президент должен действовать в интересах народа, а когда девяносто процентов населения поставлены на грань выживания – это антинародная программа. Вы изменили своему предвыборному пакету обещаний. Назовите хотя бы одно, которое выполнили, когда избирались в президенты…»

Через полгода, в декабре 1992-го, я снова говорил о наболевшем в Большом Кремлевском дворце: «Борис Николаевич! Вы неоднократно заявляли, что уйдете в отставку, если провалится возглавляемое вами правительство. Оно провалилось дважды, получив неудовлетворительную оценку. Вы много раз обманывали российский народ. Выполните хоть одно обещание. Если у вас осталась хоть капля чести и достоинства, уйдите вместе со своими обанкротившимися министрами!»

Конечно, никуда Ельцин не ушел, только со злобой буравил меня глазами.

Жесткие схватки случались не только на трибуне. Однажды после