Никогда не спрашивал маму, почему она так сделала. Не хотел выяснять отношения, ссориться. Думаю, в очередной раз испугалась, что меня будут гнобить за азиатскую внешность и труднопроизносимое имя. Кроме того, подозреваю, не хотела, чтобы, став федеральным политиком, я взваливал на плечи ответственность за страну, отказывался от личной жизни ради государственных интересов и терпел постоянные оскорбления от недовольных, которые всегда найдутся.

Знаю, что мама остро переживала из-за любого выпада в мой адрес. А кампания велась грязно, некоторые оппоненты не стеснялись откровенно провокационных методов. Чтобы понапрасну не нервировать маму, я просил сиделок выключать телевизор на время информационных передач: «Пусть вышивает, в окно смотрит». Но маму на мякине не проведешь, ее упорству можно было позавидовать. Шла на любые хитрости, лишь бы в положенный час не пропустить выпуск новостей. Наслушается, как полощут сына, разволнуется и сляжет с высоким давлением. Слышал от нее раз за разом одно и то же: «Не ходи в политику! Не надо!» Как объяснишь, что, раз уж так сложилось, назад дороги нет?

Почти уверен, что в ходе предвыборной гонки занял по стране третье место и обогнал Жириновского. Но ЦИК при помощи вбросов и прочих фальсификаций-манипуляций натянул Владимиру Вольфовичу лишний процент. Большая политика! Для оппонирования КПРФ Кремлю понадобилось укрепить ЛДПР, а Тулеевым пожертвовали. Не скрою, четвертое место я воспринял с горечью. Некоторым утешением стало то, что Вадим Бакатин проиграл не только мне, но и остальным соперникам, включая крайнего реакционера Альберта Макашова, заняв последнее место в гонке. Подмывало встретиться с Бакатиным, посмотреть ему в глаза и спросить: «Ну что, Вадим Викторович? Кто из нас номер шестнадцатый?»

Конечно, не стал этого делать. Зачем уподобляться?

О ноже у горла

Жизнь порой закручивает лихие сюжеты, какие и в приключенческом романе не прочитаешь! В июне 1991-го, буквально за неделю до президентских выборов, случилось и вовсе из ряда вон выходящее.

Обычное утро. Вышел из гостиницы «Россия», где во время съездов и сессий Верховного Совета жили народные депутаты, и пешком отправился в Кремль на очередное заседание. Не успел сделать десятка шагов, как вдруг ко мне подлетают двое в штатском, по виду – сотрудники КГБ. Показывают на стоящий у Васильевского спуска автобус с зашторенными окнами и, перебивая друг друга, начинают рассказывать. Что любопытно, обращаются по имени и отчеству: «Аман Гумирович! У нас возникла небольшая проблема, нужна ваша помощь».

Смотрю на говорящих в недоумении: «А в чем дело-то? Толком объясните». Тот, что постарше, подает коллеге сигнал, дескать, молчи, и принимается объяснять: «В автобусе засел террорист. Захватил девочку, держит у ее горла нож. Требует денег, а еще чтобы вышел Ельцин или кто-то из членов правительства. Тогда объявит свои условия и, может, отпустит ребенка».

Я еще больше ошалел: но почему обратились ко мне? Я-то тут при чем? В правительстве не состою, за Бориса Николаевича тоже вряд ли сойду…

Оказывается, захвативший автобус внешне напоминает выходца из республик Средней Азии. С соответствующим разрезом глаз. Я обо всем догадался, но не стал облегчать жизнь товарищу из органов, решил подождать, пока он закончит фразу: «Вы ведь, Аман Гумирович, тоже… – как сказать?.. – не вполне русский… Помогите нам, зайдите в автобус и заговорите с ним на своем». Тут уже я не выдержал: «На каком “своем”?! Да я, кроме русского, ни одного языка не знаю!»

Теперь опешили уже товарищи из органов, но быстро преодолели растерянность и решили не отказываться от первоначального плана. Уговорили меня подойти к автобусу. Чекист даже перешел от волнения на «ты»: «Главное – сделай так, чтобы он хотя бы на секунду нож от горла убрал! С остальным мы сами справимся».

Даже в страшном сне не мог представить, что окажусь в подобной ситуации. В КГБ и МВД для ведения переговоров с террористами долго и тщательно готовят специальных сотрудников. Я в такие переделки никогда раньше не попадал, опыт нулевой, а ответственность – колоссальная. Вдруг псих пырнет ребенка, а я всю оставшуюся жизнь буду чувствовать себя виноватым.

Меня проинструктировали: вношу в автобус деньги в пластиковом пакете и в момент их передачи как бы случайно роняю сумку на пол. Террорист должен нагнуться, а остальное – дело профессионалов.

Говорю: «Давайте пакет». Оказалось, деньги еще не подвезли из хранилища. Сумма-то приличная – двести тысяч рублей. Я не стал дожидаться, понимал, что дорога каждая секунда. Вошел в автобус. Все ровно так, как мне и описывали: девочка плачет навзрыд, у ее горла нож, бандит взвинчен до предела.

Подсел к нему. Слова нашлись сами собой:

– Не делай глупостей, парень. Не бери грех на душу. Видишь, ребенок боится. Зачем тебе девочка? Я останусь вместо нее… Перед тобой народный депутат, кандидат в президенты России… За меня скорее выкуп получишь.

Террорист с недоверием посмотрел в мою сторону, потом что-то затараторил, может, и по-казахски, но я ответил ему по-русски, в лоб: «Остановись! Нацию не позорь! Опусти нож». Парень на мгновение растерялся, впал в замешательство и отвел руку чуть в сторону. Этого хватило, чтобы бойцы «Альфы» впрыгнули в салон и скрутили преступника. Я даже не успел толком ничего понять, все произошло стремительно, нож отлетел в сторону, а сам паренек обмяк. Нет, его не убили, лишь обезвредили. Надо отдать должное ребятам, сработали четко. С задних рядов автобуса появились люди, хотя мне казалось, там никого не было.

Кагэбэшники пожали руку, поблагодарили, и отправился я в Кремль на заседание съезда. Случай тот никакого резонанса не вызвал. Политический обозреватель Центрального телевидения Игорь Фесуненко – единственный, кто коротко упомянул о ЧП у стен Кремля в выпуске новостей, но его коллег-журналистов известие оставило равнодушными: героический поступок совершил не тот кандидат. Вот если бы Борис Ельцин кинулся на амбразуру! Действующая власть выгоды из того эпизода не получала никакой, а делать лишний пиар сопернику никто не собирался. Парень с ножом ведь не имел ничего против девочки, у него были вопросы к Борису Николаевичу и правительству.

Впрочем, я и не думал обижаться. Главное, что девочка осталась жива, не пострадала. Позже я получил несколько писем от ее родителей. Вот строчки одного из них:

«Уважаемый Аман Гумирович! Прошло столько лет, а тот кошмар и сейчас свеж в моей памяти. Ведь не появись Вы вовремя, страшно подумать, что могло произойти в автобусе… Дай Бог Вам здоровья и долгих счастливых лет жизни.

23 мая 1997 года.

Лариса Пономаренко, мама спасенной Вами девочки Маши».

…Между тем президентская кампания