Шрифт:
Закладка:
Он согласился.
После заседания мы остались вдвоем, и новоиспеченный президент первым делом сказал:
– Здорово ты меня лупил! Но я не в претензии, борьба есть борьба. Хотя ты, наверное, хочешь о другом поговорить?
Я не стал ходить вокруг да около:
– Вы, Борис Николаевич, выборы в стране выиграли, но в Кузбассе я оказался сильнее. Мне дальнейшая конфронтация ни к чему, считаю, надо переходить к конструктивной работе. И выход вижу один: разрешите провести прямые выборы главы области. Любой исход – в вашу пользу. Если меня не изберут, обещаю исчезнуть с горизонта, уйти из политики и больше никогда в нее не соваться. В случае если народ проголосует за мою кандидатуру, а я с работой не справлюсь, завалю дело, всегда сможете заявить, дескать, Тулеев только и умеет, что по площадям митинговать. Вам опять же выгода. Но я надеюсь, что смогу победить на выборах и вытянуть область. Вам и при таком раскладе плюс: если в Кузбассе люди спокойно заживут, у Москвы одной головной болью меньше станет. В общем, со всех сторон – беспроигрышная ситуация.
Мое предложение Борису Николаевичу понравилось, он с ним согласился.
– Значит, могу сослаться на наш разговор и объявить о решении на сессии облсовета? – переспросил я для надежности.
– Да, говори! – Ельцин кивнул утвердительно.
Мы вместе вышли из комнаты. Нас ждали коллеги, журналисты. Кто-то спросил: «Что будет с Тулеевым, критиковавшим вас во время избирательной кампании?» Борис Николаевич сердито зыкнул на задавшего вопрос: «А ничего не будет! Мы пообщались тет-а-тет и обо всем договорились, даже наметили кое-что интересное».
С этим я и уехал в Кузбасс.
На первой же сессии облсовета рассказал депутатам о встрече с президентом России, о его согласии на проведение прямых выборов главы исполнительной власти Кемеровской области. Поставил вопрос на голосование. Представители так называемого демократического блока дружно встали и в полном составе вышли из зала. Без них кворум не набирался, бесполезно дергаться. Я не знал, что думать. Вряд ли это была местная самодеятельность депутатов, видимо, поступила негласная команда из Москвы. Ельцин пообещал одно, а окружение президента решило другое. Там хорошо понимали, что никто, кроме меня, выиграть в Кузбассе не сможет. А я был им как кость в горле. Чтобы не допустить моей победы, решили заиграть тему прямых выборов. По принципу «Не доставайся же ты никому!». В итоге выборы в Кузбассе пришлось ждать долгих шесть лет, они состоялись лишь в 1997 году, самыми последними в России.
О путче, которого не было
Что и говорить, первая половина 1991 года выдалась для меня очень трудной: попытки остановить забастовки, преодоление их последствий, участие в предвыборной гонке… Накопилась огромная усталость, и я решил впервые за долгие годы взять полноценный отпуск и махнуть куда-нибудь на юг. Тем более что давно обещал Андрею, младшему сыну, показать море.
Словом, побросали в чемодан шорты, футболки да плавки, купили билеты и полетели в Сочи, в санаторий «Родина». Уже говорил, что мало уделял времени детям, вечно находились более важные дела. Увы, и в тот раз отпуск пришлось прервать.
Девятнадцатого августа 1991 года я проснулся, как обычно, рано и отправился к морю. Мне нравилось купаться, пока солнце не печет макушку. Пляж оказался на удивление пустынным, вокруг не было ни души, хотя обычно отдыхающие старались заранее занять лежаки и зонтики. Потом появилась компания женщин, кто-то узнал меня и громко произнес: «О! Тулеев здесь! Значит, все нормально».
Фраза показалась мне странной, но переспрашивать не стал. Однако невольно начал прислушиваться к разговору. «ГКЧП… Переворот… Горбачев болен…» Что за чушь?! Желание купаться и загорать улетучилось в момент. В чем был, в шортах и шлепанцах, я побежал к директору санатория, у которого в кабинете стоял ВЧ – телефон правительственной связи. Без лишних слов я показал рукой на аппарат. Мы не были знакомы, но директор меня узнал и уступил место за рабочим столом.
Из Кемерова я неоднократно заказывал разговор с Кремлем по ВЧ, но всякий раз приходилось подолгу ждать соединения, а тут прошли считаные минуты и телефонистка сообщила, что на другом конце провода – вице-президент СССР Геннадий Янаев.
С Геннадием Ивановичем я сблизился еще в 1989-м, когда пытался убедить Михаила Сергеевича приехать в Кузбасс. Горбачев не рвался встречаться с шахтерами и обсуждать острые темы. В начале 1991 года он решил командировать в Кемерово формально второго человека в стране. До прихода на работу в Кремль Янаев возглавлял ВЦСПС, был главным профсоюзным начальником. Вот Михаил Сергеевич и перевел на него стрелки, сказав мне по телефону: «К тебе вылетает Гена. Он спец по рабочему классу».
Действительно, Геннадий Иванович сумел разобраться в проблемах, кое в чем реально помог, хотя и не любил встречаться с людьми, неловко себя чувствовал при большом скоплении народа, старался избегать публичных выступлений.
Помню, в тот приезд мы с ним основательно в баньке попарились. Пил Янаев мощно, опрокидывал стакан и сразу шел в парную. «Иваныч, не опасно, сердце выдержит?» – спрашивал его. Гость только рукой махал, мол, не переживай, все под контролем. Я дивился такому здоровью и даже не пытался угнаться, понимая, что свалюсь.
Словом, дозвонившись 19 августа 1991-го в Кремль по ВЧ, я решил напрямую спросить у Янаева о том, что происходит в Москве. Геннадий Иванович засопел в трубку:
– По телефону объяснять ничего не буду. Хочешь поговорить, бери чемодан и прилетай.
Я уточнил:
– А меня пропустят к вам?
– Пропустят! Скажешь, Янаев позвал.
Вот и весь разговор.
Что делать? За десять минут побросал вещи – и в аэропорт. Андрея оставил одного в санатории, не ребенок уже – девятнадцать лет. Впрочем, если бы даже захотел взять с собой, из затеи ничего не вышло бы, в самолетах не было ни единого свободного места, отдыхавшие в Сочи министры, депутаты, генералы дружно рванули в столицу. Я оказался в кресле рядом с маршалом Ахромеевым, советником Горбачева. Мы практически не были знакомы, поэтому вежливо поздоровались и почти всю дорогу молчали. Но перед выходом из самолета Сергей Федорович вдруг повернулся в мою сторону и негромко сказал:
– Аман, будь осторожен.
До сих пор не знаю, какой