А потом он спросил меня, что буду пить я. Я ответила: «Я не могу пить, мне только шестнадцать», и Эллис улыбнулся, демонстрируя мне идеальные белоснежные зубы, каких я отродясь не видела. Мне стоило понять еще тогда, что эта улыбка не сулит ничего хорошего, но, когда ты подросток, ты не осознаешь, что ты все еще дитя. Ты не понимаешь, насколько отличаешься от взрослых. Ты считаешь себя одним из них или почти равным, не понимая, что своей наивностью и уязвимостью напоминаешь котенка, резвящегося возле тигра.

По мере развития истории я начинаю ощущать липкий страх, но не хочу прерывать Селию, даже ради того, чтобы поддержать. Я знаю, что, когда кто-то погружается в историю, худшее, что можно сделать, – это отвлечь. Не стоит прерывать рассказчика, если хочешь узнать продолжение.

– Эллис задал еще несколько вопросов обо мне, пока я приносила напитки и еду, но я не осмеливалась спрашивать ничего о нем. Позже я узнала от завсегдатаев, что он был большой шишкой в компании по производству строительных материалов в Ноксвилле и только что закончил строительство какого-то большого поместья в тридцати милях от Силвер-Ран. Мужчина оплатил общий счет, который вышел примерно на шестьдесят долларов, и выложил на стол три новеньких хрустящих купюры в сотню долларов. Если бы он еще был там, когда я пришла убирать стол, я бы сказала: «Это слишком много» – и отказалась бы взять деньги. Но мужчины уже ушли. Так что я взяла купюры, глядя на них словно на золотой самородок. Словно это был волшебный подарок Джинна из сказки. Затем, пару часов спустя, я вытерла все столы, и мы закрылись на ночь. Я вышла из ресторана, чтобы сесть на велосипед, а в десяти футах от него был припаркован дорогой черный автомобиль. Эллис вышел из него и сказал: «Позвольте подвезти вас домой». Я никогда не соглашалась, чтобы мужчины меня подвозили, даже если шел дождь. Но мне казалось, что я не могу отказать Эллису, раз уж он дал мне столько денег. Так что я села в машину. Раньше я никогда не бывала в по-настоящему дорогих местах. Блеск приборной панели, запах кожи… я словно оказалась в передвижном дворце. А сам Эллис казался еще в десять раз более могущественным и устрашающим теперь, когда я сидела прямо подле него. Но его голос был таким же тихим и вкрадчивым, пока он расспрашивал меня о моих родителях, братьях и сестрах и о том, почему я не хожу в школу. Он подвез меня прямо к дому, распрощался со всем уважением и высадил перед входом. Когда ты беден… ты умеешь быть практичным. В восемь я уже оплачивала наши счета за электричество и знала многое из того, что ребенок знать не должен. И все же… я жила в мире грез. Мне приходилось создавать для себя сказку, мечты о возможном будущем. Если я выиграю лотерею. Если я стану известной актрисой – даже несмотря на всю мою застенчивость. Если я каким-то чудом выиграю поездку в Париж… Так что, когда я ушла с работы на следующий вечер и Эллис снова ждал меня там… я наконец-то почувствовала себя особенной. Избранной. Словно удача мне все-таки улыбнулась. Поначалу он был добр ко мне. Покупал подарки мне и моим братьям и сестрам. Не просил ничего взамен. Не трогал меня и пальцем. Я даже почти поверила, что он хочет удочерить меня, как папаша Уорбукс из «Маленькой сиротки Энни». Разумеется, все это было слишком невинно, так невинно, как мне никогда не следовало допускать, ведь я знала наверняка, чего каждый мужчина хочет от девушки. Я была девственницей, но лишь потому, что несколько раз успевала вовремя остановиться. Оказалось, что Эллис все же ждет от меня благодарности. Но к тому времени я была уже стольким ему обязана… тысячи долларов, потраченные на подарки и ужины и даже вручаемые мне наличными… Мне казалось, что я должна дать ему все, что он захочет. Оглядываясь назад, я понимаю, что Эллис вряд ли потратил на меня больше трех тысяч, но тогда это казалось мне всеми деньгами мира. Теперь же я думаю, как дешево продала себя.

На этот раз я не могу смолчать. Я говорю:

– Вы были ребенком. И вы были в отчаянии. Вы не продали себя, вы просто сделали выбор.

Селия вздыхает:

– Я понимала, на какую дорожку ступаю, и никогда не пыталась с нее сойти. Я знала все о контрацептивах… но Эллис отказывался ими пользоваться. Но я все равно продолжала и, разумеется, вскоре забеременела. Рейланом. Эллис сделал предложение. Я согласилась, хоть и не почувствовала радости, когда мне на палец скользнуло сияющее кольцо. Я осознавала, что попалась и пути назад нет. Трещины в фасаде его доброты уже давали о себе знать. Я понимала, что не могу ни в чем ему перечить. Если Эллис заказывал мне на ужин стейк, а я хотела пасту, я не смела сказать об этом, иначе позже меня бы ждало наказание. Не очевидное, но ощутимое – вроде дверцы автомобиля, «случайно» прищемившей мне руку, или вынужденное опоздание на школьный спектакль моей сестры. Впервые он отвесил мне пощечину за какую-то мелочь… Я несла кувшин лимонада на веранду. У Эллиса был огромный дом в глуши, в котором я бывала раньше всего несколько раз. Я споткнулась о порожек между кухней и верандой, уронила кувшин, и он разбился вдребезги, разлив лимонад повсюду. Эллис с силой ударил меня по лицу. Было больно, но шок был еще сильнее. Мои родители были наркоманами, но никогда не поднимали на нас руку. Я помню его бледные голубые глаза, смотрящие прямо на меня. Желающие увидеть мою реакцию. Секунду я стояла как громом пораженная, решая, расплакаться или убежать. А потом я сказала: «Прости». И он улыбнулся, потому что именно это и хотел услышать. Он хотел, чтобы я признала свою вину даже за незначительную оплошность. И он хотел, чтобы я приняла свое наказание.

Селия прерывает рассказ, чтобы намочить тряпку и вытереть столешницы, пока мы разговариваем.

– Что ж, – продолжает она. – Я избавлю тебя от деталей того, что случилось после. Думаю, ты и сама можешь догадаться. Таким мужчинам, как Эллис, нравится думать, что они уникальные и оригинальные, но на самом деле они настолько предсказуемы, словно действуют по инструкции. Как только мы поженились, как только мы оказались в доме один на один, как только я забеременела и не могла уже убежать… он дал себе волю. С каждым