Она говорит резко и отрывисто, речь Бо начисто лишена непринужденного шарма Рейлана. Кажется, будто девушка постоянно куда-то торопится, будто мир движется слишком медленно для нее.

Я ее понимаю. Мне часто кажется, что люди думают и говорят лишь вполовину своей возможной скорости. Трудно вечно поддерживать видимость терпения.

– Не знаю, – отвечаю я. – Впервые о них слышу.

– Можете взять мою одежду, – говорит Бо. – Я знаю, что у вас с собой нет – Рейлан рассказал, что ваша квартира сгорела.

Я слышу сочувствие в ее голосе. Не явное, но достаточное, чтобы стало понятно, что Бо вовсе не лишена чувств. С ее стороны определенно было щедро поделиться своей одеждой и туалетными принадлежностями. Впрочем, кажется, ей нет особого дела до вещей, но я все равно ценю это. Мне трудно принимать доброту, так что я бы не вынесла, если бы девушка стала носиться со своим благородством.

– Спасибо, – повторяю я. – Я понимаю, что это все странно. То, как мы сюда заявились.

Бо пожимает плечами.

– Рейлан всегда любил трудности.

– Поэтому он ушел из дома? – спрашиваю я. – Здесь ему было слишком скучно?

Прищурившись, Бо осматривает меня с ног до головы, словно пытается понять подоплеку этого вопроса.

– У него были свои причины, – наконец отвечает она.

Затем девушка резко разворачивается и уходит из кухни.

Мне кажется, будто я ее чем-то задела, но я не понимаю чем. А может, она и не обиделась, просто не захотела продолжать разговор.

Я снова выглядываю в окно, мои глаза неотрывно следуют за Рейланом.

Меня тянет к нему, как никогда и ни к кому прежде.

Я понятия не имею, какого черта случилось там, у реки. Я в жизни не испытывала ничего подобного и совершенно потеряла контроль над собой, что обычно абсолютно для меня неприемлемо.

Но то, что случилось сегодня…

Кажется, оно того стоило. Я обменяла свое чувство достоинства и безопасности на самый невероятный сексуальный опыт в моей жизни.

Я никогда не испытывала такого удовольствия.

Мое лицо пылает от одного только воспоминания об этом.

Понятия не имею, как это случилось. Меня еще ни к кому не тянуло столь необузданно, и еще никогда мое тело не реагировало таким образом…

Теперь я хочу отключить это, перекрыть, словно кран с водой, потому что не понимаю, как далеко это может зайти. Я не знаю, что случится, если я вновь поддамся этому импульсу.

Я хочу уехать и вернуться в Чикаго.

Ранчо Рейлана и его личная жизнь – для меня это все слишком. Видеть этого парня в его естественной среде, где ему комфортнее всего, где он может быть самим собой, – это слишком.

Здесь он сильнее, чем когда-либо, а я же, наоборот, растеряна и выбита из колеи. Здесь нет ничего, что бы напоминало мне о моей обычной жизни, – моей одежды, моего распорядка дня, моей карьеры, моей семьи. Ключевых элементов моей личности. Что я представляю из себя, нагой оказавшись в этом странном месте?

Мы с Рейланом катались все утро и пропустили обед. Я сделала себе бутерброд, чтобы перекусить за работой, а вот парень до сих пор на манеже и с каждой минутой, вероятно, становится все более голодным.

Он настолько увлекся этой лошадью, что почти пропустил ужин.

Мы на кухне вдвоем с Селией, когда она начинает готовить. Я работаю за ноутбуком Бо, но испытываю чувство вины, глядя на то, как женщина чистит картошку и режет морковь, и понимая, что буду есть это, когда все будет готово. Особенно учитывая, что она выполняет всю эту работу в неудобном ботинке на правой ноге.

– Вам помочь? – спрашиваю я.

– Не нужно, – отвечает Селия. – Вы и так уже работаете.

Она говорит искренне, не пытаясь подтолкнуть меня к повторному предложению, но я все равно закрываю ноутбук и встаю, чувствуя, что должна внести свою лепту, раз уж живу в ее доме, ношу одежду ее дочери и ем ее еду.

– Я ни черта в этом не смыслю, – признаюсь я, – но мне хотелось бы помочь.

– Вы плачете от лука? – спрашивает Селия.

– Я не знаю.

– Тогда попробуйте нарезать.

Она вручает мне пару желтых луковиц, видавшую виды доску и большой кухонный нож, который явно уже неоднократно натачивали – лезвие истончилось до хрупкости.

Я встаю рядом и пытаюсь почистить и нарезать луковицы.

Выходит не очень – мне не удается снять шкурку, не сняв дополнительно еще пару луковых колец. К тому же мои кусочки все разных размеров и форм, не такие ровные, как получались у Рейлана. Я пытаюсь взяться за нож так, как он меня учил, и вспоминаю, как нужно двигать рукой. Это немного помогает.

От лука чертовски щиплет глаза. Я усиленно моргаю, и слезы текут по моим щекам. Я вытираю глаза тыльной стороной ладони, но от этого становится только хуже.

– У некоторых людей иммунитет к луку, – говорит Селия. – Но точно не у меня.

– У меня все вкривь и вкось, – показываю я результат работы.

– Ничего, на вкус это не повлияет.

Ножом Селия скидывает лук на чугунную сковороду, где уже шипит сливочное масло. Она обжаривает морковь, лук и кусочки сельдерея вместе, наполняя кухню пикантным ароматом.

– Как вам утренняя прогулка? – спрашивает меня Селия.

На секунду мне кажется, что она догадалась, что произошло у реки, и меня бросает в краску, но затем я вспоминаю, что об этом никто не знает – все видели, только как я впервые в жизни сажусь верхом, так что со всей искренностью я отвечаю:

– Все прошло куда лучше, чем я ожидала. На самом деле было просто потрясающе.

– Большинство людей боится лошадей, если никогда прежде не сидели верхом.

– Мне тоже поначалу было страшно, – признаюсь я. – Но на Бруте мне было бы страшнее, чем на Пенни.

Селия окидывает меня взглядом, и ее голубые глаза внимательно вглядываются в мое лицо.

– Я понимаю, почему вы нравитесь Рейлану, – говорит она. – Вы честная, и для него это важно. Он не выносит лжи.

– Мы не… нас не… – я тушуюсь. Мне хочется ответить, что мы не встречаемся, но и сказать, что между нами совсем ничего нет, я тоже не могу.

– Знаю, знаю, – говорит женщина, помешивая содержимое сковороды. – Он сказал мне, что вы не вместе. Но раньше сын никогда не приводил домой девушек.

Хоть мне и не хочется, чтобы Селия толковала это превратно, я чувствую, как от ее слов во мне растекается удовольствие. Я бы приревновала при мысли, что Рейлан приводил сюда другую женщину, представлял