так, будто только что увидела чёрта.

– Что случилось?

– Он там.

– Кто?

– Муж.

– Где?

– В каюте.

– Я войду?

Вдова в ответ лишь кивнула.

Клим шагнул внутрь помещения и обомлел. Прямо на него из окна смотрел Папасов, вернее его восковая голова. Она находилась в куске старой рыбацкой сети, подвешенной над каютой так, что было обращено в окно. Палящее солнце сделало своё дело, и лицо приняло уродливые формы: щёки повело, нос сдвинулся вниз, а глаза вылезли из орбит. На месте оставались борода и правое ухо, а левое сползло к щеке. Волос на голове частично выпал, образуя залысины.

На крик из соседней каюты высунулась чья-то рыжая макушка с проплешиной.

– А что здесь происходит? – спросила она и, выйдя в коридор, заглянула в комнату вдовы.

Открылась и другая дверь. Пожилая семейная пара, снедаемая интересом, присоединилась к «любознательному» соседу.

Студент дёрнул вниз сеть. Злосчастный кусок воска оказался у него в руках.

– Господи, какой ужас! – причитала пассажирка за спиной Ардашева.

– Голову отрезали! – шептал мужской голос.

– Надо обо всём доложить капитану! – вторил третий вояжёр.

Недолго думая, Клим швырнул обезображенный лик покойного Папасова в окно. Раздался всплеск воды, но голова вынырнула и осталась на поверхности, переворачиваясь на волнах, идущих от гребного колеса.

– Зачем вы её выбросили? – спросила Елена Константиновна.

– Она нам не нужна. Да и вы теперь можете находиться в каюте спокойно.

– Клим Пантелеевич, получается, что убийца на пароходе?

– К сожалению, это так.

– Но как он сумел забраться на крышу?

– Без особого труда. Наверх ведёт лестница. Сейчас жарко, и на смотровой площадке, наверное, никого нет.

– А что же мне теперь делать? – испуганно озираясь по сторонам, спросила она.

– Для начала надо выпроводить непрошеных гостей, – изрёк Ардашев и захлопнул дверь перед тремя любопытными носами. – Елена Константиновна, нам надобно поменяться каютами. И я не советую вам открывать окно. Соберите пока вещи, а я на некоторое время вас покину. Мой чемодан не разобран. Я скоро вернусь. После моего ухода закройте дверь на ключ и никому, кроме меня, не открывайте.

– Хорошо.

Клим постучал в каюту номер три, но ему никто не ответил. Он повторил стук и опять тишина. Тогда он крикнул через дверь:

– Александр Владимирович, вы здесь?

Вероятно, внутри никого не было. Студент поднялся на палубу. Волков, сидя в деревянном кресле, читал газету. Он был единственным вояжёром, не убоявшимся палящего солнца. Услышав шаги, он поднял глаза, а затем спросил:

– А? Клим Пантелеевич? Вышли подышать воздухом?

– Внутри как в парилке.

– А я, как видите, нашёл спасительную тень. – Он указал на верхнюю рубку. – Думаю, она продержится ещё с полчаса, но, кроме меня, к счастью, на неё никто не претендует. Потом всё равно придётся спуститься вниз.

– Долго вы там не выдержите.

– Отчего же? Я поменялся каютой с одним господином из второго класса, и теперь у меня не накаляется крыша. Я всегда так делаю, когда не удаётся сразу купить билет во второй. Уж лучше потерять несколько рублей, чем мучиться в дорогой, но душной обстановке. Другие же, наоборот. Стоит им войти в первый класс, так они сразу же расправляют плечи и смотрят на всех свысока. Обычно это присуще небогатым и неуверенным в себе людям. Меня же и второй класс вполне устраивает.

– Вы, я вижу, успели купить на пристани газету?

– Нет, прессу можно приобрести в салоне парохода. Вот, грустную статейку прочёл в «Нижегородском биржевом листке» о судебных делах и в очередной раз убедился, какой у нас тёмный народ. Хотите послушать?

– С большим интересом! – закуривая папиросу, проронил Ардашев.

– «В народе существует поверье, что бездождия происходят от того, что на кладбищах находятся в числе других покойников и умершие от пьянства. Существует при этом также убеждение, что если мертвеца вырыть из могилы и выбросить в реку, сжечь или закопать в болоте, то бедствие прекратится. Под влиянием этого суеверия в нынешнее лето, отличающееся небывалой засухой, в соседней Казанской губернии уже разрыто крестьянами множество могил, в которых находились схороненные пьяницы. В местном окружном суде уже скопилась уйма дел о разрытии могил только за последний месяц. Часть из них уже рассмотрена, но преобладающее количество ещё находится в производстве. В последнюю выездную сессию второго уголовного отделения Казанского окружного суда, закончившуюся только на днях, было рассмотрено два подобных дела. По одному из них на скамье подсудимых сидели пять крестьян Спасского уезда Марасинской волости деревни Татарский Муллин, где дождей не было с мая месяца. Обвиняемые разрыли одну из могил на своём кладбище, вынули оттуда труп схороненного ещё четыре года тому назад своего однообщественника, о котором ходили слухи, что он умер от пьянства, унесли его за селение и закопали в болото. Виновными они себя не признали. «Он ведь мёртвый, ничего всё равно не чует, – твердили они, – а нам на пользу вышло, потому что на другой день, как выбросили его из могилы, дождик пошёл». Из дальнейших объяснений подсудимых выяснилось, что разрытие могилы было совершено по велению мира, «который даже собирался на сход по этому поводу. Присяжные ввиду этого оправдали подсудимых.

По другому однородному делу обвинялись три брата Зановы. Разрытие могилы совершено ими было в деревне Базарном Юткуле Спасского уезда. Вырыв тело «опойцы» Романа Безрукого, они вывезли его за селение и, разложив там огромный костёр, сожгли труп. После этого братья вернулись в селение и, хотя были испачканы сажей, не побоялись направиться в кабак, где, напившись, разболтали уряднику о совершённом преступлении, да кроме того, встретив на улице сестру сожжённого, стали перед нею бахвалиться содеянным и издеваться: «Сала, сала сколько из него вытекло, как жарили мы его, – говорили они ей, – цельное ведро… Шипел он дьявол на огне, точно боров».

На суде выяснилось, что обвиняемые, прежде чем предать труп сожжению, совершали над ним целый обряд, практикуемый в таких случаях суеверными крестьянами и заключающийся в надругательстве, глумлении и издевательствах над останками покойного. В частности, братья Зановы, исполняя дикарский ритуал, хватали труп за некоторые участки тела, приговаривая: «Дай, Роман, дождя!.. Ну что ж, долго не даёшь дождя»… На основании обвинительного вердикта присяжных подсудимые приговорены окружным судом к заключению в тюрьме на три года каждый».

– Дикость.

– Да, но знаете, что самое страшное в этой истории? – спросил купец и тут же сам ответил: – С этим народом можно творить что угодно. Вы же видите, как легко ему запудрить мозги какой-нибудь глупостью, чтобы он в неё поверил. Не ровен час, появятся какие-нибудь проходимцы и поведают безграмотному крестьянству о всемирной справедливости, равенстве и народной