ударом. Как яркая неоновая вспышка в фиолетовом зрачке червя она быстро проходит. Раз, и погасла: нет больше глаза. Два, и лазерное лезвие легко прошивает непробиваемый череп. Три, и в шею. В фонтане брызжущий из новой раны крови я скатываюсь вниз, нанося удар за ударом и не могу остановиться: режу, кромсаю, изворачиваюсь, не желая понимать агония это большого тела или преднамеренная атака.

С потолка падает пех. С хлюпаньем солдат уходит с головой в кровавое жижу. Выныривает, чтобы снова утонуть. Кричит и захлебывается, булькая в крови.

Я замираю возле когтистой лапы и смотрю на него, начиная дышать.

Нечем. Легкие жгет.

Дракон давно мертв. Возможно, удар в голову с самого начала решил исход побоища, но я не смог остановиться. Сгибаюсь, кашляю и пытаюсь втянуть в себя воздух. Может так легче станет и потеряется вязкость кислорода, наполненного звериной кровью? Рядовой не сдается и наконец поднимается: там всего — то по колено. Парня шатает, но он бредет к неподвижной туши и бьет ее кулаками: толку мало, чешуйчатое тело даже не вздрагивает. На последнем ударе пех замирает и не может оторвать кулаки от крутого бока. Прижимается лбом к зверю и тяжело шепчет, срывающимся голосом:

— Мы его победили.

— Да, — протягиваю я, кряхтя: сил нет разогнуться. Спина отзывается острой болью: наверное, что-то сорвал с непривычки.

— Оно съело Прохоровича? — спрашивает солдат и плечи его начинают мелко дрожать. Транс затягивается. Я могу смотреть на это вечно.

— Да, — отвечаю я, и парень сильно вздрагивает, вытягиваясь струной. А я вдруг понимаю, что вместе со смертью капрала потерял, гораздо больше. Словно кусок прошлого обвалился во внутрь меня и скрылся навсегда в бездне памяти. Ну, и ладно. Ну, и пусть. Потом разберусь, что плохо, а что хорошо.

— Я, кажется, вовремя пришел.

— Да, — и с этим я соглашаюсь. Мне удается распрямиться. Я оценивающе смотрю на замершего у туши рядового: парень по-прежнему не отрывает лба и кулаков от крутого бока, хмурюсь и лаконично спрашиваю:

— Ты чего замер? Всё кончилось. Хватит страдать.

— Я не страдаю, — сопит последний рейнджер. — Я приклеился! — И в голосе его столько горячи, что я вздыхаю и иду к нему на помощь.

16.2

От такой ювелирной работы я устаю окончательно. Серега не благодарит. Он полон обид на меня и со злостью срывает с костяшек кожу дракона. Пытался и со лба, но больно. Я киваю, предупреждал же: не приклейся ни к чему. Тоже мне нашел место. Рядовой тихонько бормочет, проклиная меня и звездный десант. А я киваю: в десанте плохо, надо было во флот проситься. У нас служба спокойнее и, если гибнем, то практически сразу, всем экипажем, без всяких нелепых шансов. Рассуждаю, чувствуя вязкость мыслей, и смотрю по сторонам: где комната отдыха персонала, где капсулы-лежаки, где холодные напитки и горячая еда? Проклятый червь — завалил инфраструктуру, теперь и не поспать, а как хочется отдохнуть. Не мог где-нибудь в другом месте выбрать схрон для логова. Надо порыться, может найдутся припасы. Я смотрю по сторонам и слышу подозрительные шорохи.

Рядовой прекращает терзать кулак и медленно подбирается ко мне, прячась за спину.

— Слышишь? — спрашивает он.

Я киваю, не отвечая.

— Это за нами?

Я не отвечаю.

— Спасатели? — настаивает рядовой в своем вопросе.

Мы ждем. Меня словно кто-то выталкивает из уставшего тела, и я снова полон энергии, сил и готов к схватке. Удивительное состояние. Откуда резервы? Из темного угла к нам выползает еще один дракон.

— Не спасатели, — сам себе отвечает рейнджер.

— Вижу, — зловещи говорю я и делаю первый шаг навстречу червю.

— Не тронь! — пронзительно кричит Сережка.

Я вздрогнул, выходя из режима, и медленно повернулся на голос. Возбужденный паренек в мольбе вытягивал руки ко мне. Губы его кривились в гримасе отчаяния, а глаза наполняли слезы. «В смысле не тронь?» — хотел спросить я, но от пережитого страха и ужаса, еще не мог выдавить из себя слова. Проворчал вопросительно:

— Ммм? — замирая на миг. Мне совсем не хотелось выпускать тварь из вида, какого бы размера она не была — опасности меньше не становилось.

— Не тронь! — Неприятные высокие нотки резали слух. Дать бы ему в ухо и покончить с истерией. Тяжело дыша, я ждал продолжения, не понимания, что меня могло остановить. Сережка и сам не поверил в силу своего голоса, стушевался, захотел спрятаться, чтобы не остаться один на один со мной. Да, только место не позволяло разыграться фантазии и найти укромный уголок — кругом раскиданы фосфорические палки фонари и драконьи куски.

Новобранец заволновался, попытался отойти назад, уперся в стену, погладил руками, смахивая слизь и густую звериную кровь, и стал, заикаясь говорить:

— Это маленький. Не тронь маленького. Он же крохотный. Смотри, у него даже глазок нет.

Я вздохнул, выпуская из себя вместе с воздухом негодование. Покачнулся в приступе бешенства.

— Вижу, что небольшой! — я все еще не понимал, что меня остановило и почему должен слушаться какого-то зеленого рейнджера. После того, как саам перекусив Прохоровича пополам, и, двумя судорожными глотками съел старика, оставив нас без капрала, все червяки должны были умереть.

И я не видел исключений.

Надо прочесать маяк снизу до верха, найти прячущихся рептилий и уничтожить. Вырезать вид под корень. Месть моя за старика станет ужасной.

Я покачал головой. С волос капнула холодная кровь на разбитое плечо и медленно стала стекать по грязному телу.

— Он маленький! — захныкал Сережка. — Крохотный! Ну, как ты не понимаешь?! — Рейджер сел у стены, схватил себя за руки, унимая дрожь. — Это же детеныш. Мы в логове и мамка его защищала!

Я посмотрел на червяка. На большую пасть без зубов, на не раскрытые глаза и осторожно потянулся к нему ножом. Хватит лирики. Устал.

— Не делай ему больно!

Червь от резкого крика Сережки сжался и разжался несколько раз в кольца и снова вытянулся вертикально, открывая беззубую пасть. Крохотные, неразвитые ручки трогали пальчиками воздух вокруг.