которыми он трудился, несмотря на природу, никакими дарами не облегчившую ему жизнь, несмотря на публику, которая с презрением отнеслась к первым его сочинениям. Впервые я встретился с ним как с типографом; он вручал мне гранки второго издания “Сен-Мара”. Тогда это был очень грязный и очень худой молодой человек, очень говорливый, чьи сбивчивые речи трудно было разобрать, отчасти из-за пены у рта, в котором было слишком много слюны и совсем не было верхних зубов»{99}.

Впрочем, было отчего и тревожиться. Ведь основная задача адмирала заключается не в управлении парусами и вёслами, а совсем в другом: не сбиться с намеченного курса. Ибо, не зная, к какому берегу дрейфовать, велика вероятность наскочить на рифы. Тем более что в истории Бальзака с типографией имелось одно «но»: романист на поверку оказался блестящим матросом (быть может, даже боцманом!), но как адмирал показал свою полную профнепригодность. Сам того не ведая, он гнал несчастную флотилию туда, куда гнать как раз не следовало – на те самые рифы. Хотя, если бы внимательно всмотрелся в подзорную трубу, то быстро бы обнаружил неладное: впереди маячил огромный утёс!

Первым почувствовал опасность осторожный мсье Дассонвиль. Он категорически отказался участвовать в деле, если здание и оборудование не будут принадлежать лично ему! Ничего не подозревающие компаньоны согласились, после чего Бальзак и Барбье стали арендовать у Дассонвиля типографию за пятьсот с лишним франков в год. Как говорится, дружба дружбой, а табачок врозь!

А вскоре ударил настоящий ураган: в который раз Бальзака подвели компаньоны.

* * *

Если помните, у Оноре оставались нераспроданные залежи Лафонтена и Мольера, которые следовало куда-нибудь сбыть. Тогда-то и возникла идея по реализации неликвида в виде продажи пылящихся на складе «фолиантов» (2,5 тысячи экземпляров) некоему мсье Бодуэну. Последний предлагает купить весь товар одним махом, правда, по смехотворной цене: книготорговец был готов заплатить Бальзаку всего 22 тысячи франков. Оноре такая цена вполне устраивала. Ему не до сантиментов, ибо срочно требуются деньги. Поэтому, поразмыслив, Бальзак соглашается. Тем более что этот самый Бодуэн идёт дальше, предложив наивному коммерсанту выгодный бонус: он обещает увеличить сумму до 27 тысяч.

– Ваши издания, мсье Бальзак, стоят того, чтобы заплатить за них дороже…

Подобное признание Оноре растрогало, и он подписывает договор, почти не вчитываясь в его содержание. А зря. Потому что, как выяснится позже, он подписал бумагу не только с мсье Бодуэном, но и с неким реймсским провинциалом, ставшим третьим участником сделки. «Бальзак видит только эти пять лишних тысяч, – пишет С. Цвейг, – и вместе с наживкой проглатывает и леску»{100}.

Итак, сделка совершена, сторонам остаётся заполучить каждому своё. Кому-то – книги, кому-то – деньги. Для Оноре оборотный капитал в этот момент нужен позарез! Получив деньги, можно будет смело вести флотилию к неизведанным богатым берегам.

И вот тут-то на пути армады возникает настоящая проблема: её флагман садится на мель. Пройдохи, подписавшие с Бальзаком договор, неожиданно объявляют себя банкротами. Банкрот – это мыльный пузырь, пустышка. Он есть, и его нет. Иметь дело с банкротом – бесполезно тратить время и силы. Банкрот – головная боль того, кто поимел неосторожность к нему приобщиться, ведь на другом конце либо конченый болван, либо отпетый мошенник. Банкрот – вскрытая кубышка, разорённый клад. Пу-зырь…

Ничего удивительного, что дальше происходит некий криминальный водевиль: Бальзака, как сейчас бы сказали, мастерски разводят. Ему нужны деньги, а вместо этого перспектива ходить по судам. Кричать: «Свистать всех наверх!» – оказалось поздно. Под килем отмель, а штиль схлопнул паруса. Следовало договариваться – то есть преодолевать прочие рифы, один за другим. Восемь франков за книгу – вот всё, что ему предлагают. Восемь – не двадцать, и даже не двенадцать. Восемь – это себе дороже. Однако больше, чем совсем ничего.

Но, как выясняется, и этого у пройдох нет. Провинциал вместо обещанных денег предлагает Оноре векселя книжных магазинов, ничем не обеспеченные. То есть бесполезную, залежалую макулатуру в виде пожелтевших от времени книг, долгие годы пылившихся чёрт-те где. Таким образом, оказавшись на рифах, наш горе-адмирал, оглядываясь назад, видит безрадостную картину. На деньги возлюбленной (графини де Берни) Бальзак напечатал однотомники Лафонтена и Мольера, которые ему всё-таки удалось продать, причём по самой невыгодной цене. Однако на выходе получил не деньги, а какую-то ветхую макулатуру, которую невозможно было не только выгодно сбыть, но даже заводить об этом речь. Оставалось только выбросить.

«Бальзак словно шел по стопам счастливчика Ганса из старинной немецкой сказки, – смеётся С. Цвейг, – который променял свое золото на корову, корову на козу, козу на гусыню, гусыню на камень и, наконец, обронил этот камень в реку»{101}.

А пока все подсобные помещения бальзаковской типографии завалены тюками бумажного старья. Но не денег! И в этом весь трагизм ситуации. Ведь наборщикам, разнорабочим и грузчикам – всем им нужны деньги. И только деньги! Но отнюдь не макулатура. Та же картина и с поставщиками бумаги, которые категорически отказываются вместо денег принимать необеспеченные векселя. Кому нужны эти бесполезные бумажки, возмущаются они; ешьте их на обед сами! Будьте добры, милостивый государь, заплатить по счетам!

Опасный шторм, усиленный ураганным ветром безденежья, топит один корабль за другим. Поставщики требуют немедленной оплаты, а типографские служащие увольняются, даже не соизволив бросить прощальное «au revoir». Стоя на разбитом капитанском мостике, адмирал гибнущей эскадры, крича в рупор, обращается то к знакомым банкирам, то к родителям, то к небу. Тщетно. Последний «девятибалльный» удар в виде отказа всех и сразу – и бушующее море наживы безвозвратно пожирает несчастных моряков и самого адмирала. Типографская флотилия мсье Бальзака приказала долго жить.

И вот когда всё погрузилось в мрачную пучину, между волн показывается голова адмирала, который с трудом выгребает в сторону близлежащей отмели. Оноре! Он, оказывается, и не думал сдаваться! Нет-нет, с типографией ещё не покончено, кричит он, выплёвывая воду и обращая свой взор на тех, кто на него махнул рукой. Вон там, указывает тонущий адмирал, я вижу землю, это спасение!.. К нему подплывают ещё двое – мастер Барбье и такой же прогоревший типограф Лоран, готовый хвататься за любую соломинку. Земля! Мы спасены! Держитесь, ребята, кричит им Оноре. И отчаянные сотоварищи верят ему. Теперь остаётся последнее: чтобы злые волны не расшибли утопающих о гигантский утёс…

В который раз Оноре не желает тонуть, отказываясь сложить лапки в ожидании, когда его слопают кровожадные акулы. Я вижу, следовательно, я ещё жив – так, вроде, вещал неисправимый оптимист Декарт.

Спасение Бальзак увидел