Я заставляю себя шагать дальше, держась одной рукой за каменную стену. Проход один раз сворачивает и упирается в кусок камня, гладкого, будто шелк, бесконечно давно уложенный матерью в мое приданое, за исключением одного маленького изгиба под кончиками пальцев. Ручка.

Я утыкаюсь лбом в каменную глыбу и обхватываю себя за плечи. Темнота обволакивает, скрадывает все вокруг, оставляет лишь намек на действительность. Я уже знаю, что найду дальше. Нет нужды открывать дверь и заглядывать в бездну за ней. Мои сны-воспоминания и так все подскажут: там будет просторная комната со скругленными гладкими стенами. А в середине – каменный стол под свисающей с потолка затейливой лампой.

Я сглатываю волну дурноты. Кестрин звал меня сюда через сны, пытаясь призвать принцессу, – я помню растерянность в его глазах, смотрящих из глубины чаши с водой. Это в его комнату привела меня Дама, загнала сюда ветром, дождем и взмахами крыльев.

Мне отчаянно хочется бежать прочь.

Я сжимаю руки, чтобы успокоить дрожь, глубоко вдыхаю и отворачиваюсь от запертой двери. Упрямо плетусь к выходу из пещеры. Нужно отыскать другое укрытие, переждать ливень и пробираться домой.

Уже в шаге от выхода я слышу голоса – мужские, пока неразборчивые, занесенные издалека ветром. Я безотчетно отступаю обратно.

Где укрыться? Я не смею возвращаться в комнату. В самом проходе прятаться почти негде. Но есть небольшой выступ породы между входом и углом коридора. Я забираюсь в созданный камнем закуток, вжимаюсь как можно глубже, подобрав колени к груди, и раскидываю темные полы плаща по юбке и башмакам. Не слишком удачное укрытие.

Голоса врываются в пещеру вместе с топотом сапог. Я прячу руки под коленями и замираю. Еще несколько слов, близящиеся шаги по камням – и мимо проходит закутанная в плащ фигура. Идет уверенно, не глядя по сторонам. Исчезает за углом, через мгновение там расцветает золотое сияние и почти сразу сжимается до лучика, когда человек закрывает за собой дверь.

Я решаюсь на короткий взгляд в сторону выхода – там второй мужчина сидит в карауле.

Поэтому я жду. Холод камня карабкается с пола по ногам и сворачивается в груди, будто ножом скользя между ребрами. Кажется, что кровь в венах скоро замерзнет. Я скрещиваю руки на коленях и кладу голову на рукава, отчасти, чтобы хоть немного отодвинуться от камней за спиной, отчасти – чтобы заглушить стук зубов. Немного погодя они и сами перестают стучать. Мне кажется, что я жду сотни лет, так что почти не помню, чего и почему. Я позволяю себе закрыть глаза и слушаю едва заметный стук сердца.

* * *

– Вериана.

Слово упорно пробирается туманными тропами ко мне в сознание. Как странно, что меня называют «миледи».

– Вериана, проснитесь. Проснитесь.

Смутно кажется, что меня тормошат – обрывочное, ненастоящее чувство, словно я почти забыла, как ощущается тело.

– Терн.

Я заставляю себя очнуться и посмотреть в чьи-то темные глаза. В них мерцает солнечными бликами мягкий коричневый цвет лесного ручейка. Я размышляю, не очутилась ли дома. Не вынесла ли меня бездна темноты в иное время и место, так что стоит окончательно вырваться из ее глубин – и я снова окажусь в родных лесах.

– Вот так, осторожно. – В рот мне вливается жидкость.

Я безотчетно глотаю. Вода, восхитительно теплая, втекает в грудь, сбегает водопадом по ребрам и ложится уютной заводью в животе. Когда я поднимаю взгляд, то больше не вижу тех глаз – я вижу его.

– Еще? – спрашивает Кестрин.

Я безмолвно киваю. Это отблески световых камней золотились в его взоре. Он отходит к небольшой жаровне с углями, над которой висит котелок. Неподалеку сидит второй мужчина, как и принц облаченный в охотничьи одежды. Он кажется смутно знакомым, но я не могу вспомнить его имени, не различаю сонным взором его черт, не припоминаю темных локонов на плечах.

Я не знаю, как долго сижу так, прихлебывая воду. Принц обнимает моими ладонями теплую кружку и время от времени помогает мне пить. Понемногу я понимаю, что почти обсохла, что замотана в слои всего подряд – и одеял, и плащей. Вскоре я уже снова дрожу, к телу возвращается чувствительность, и онемение выжигает ноющая боль.

– Она слишком слаба, чтобы уйти одной. – Принц наклоняется к спутнику, хотя я не заметила, как он отошел.

– Там не настолько холодно, чтобы она так замерзла, – отвечает мужчина, пробуждая голосом эхо. Откуда же я его знаю?

– Да, – соглашается Кестрин.

Мужчина смотрит в мою сторону. Лицо его освещено до неразличимости ярко, потому что сидит он прямо под сиянием камней лампы.

– У нее будто какое-то потрясение.

Кестрин кивает и отвечает тихим голосом.

Я озираюсь и в ярком свете вижу то, что и так представляла: гладкие каменные стены и возвышение в середине; но вот полки с книгами, кипы свитков и сдвинутые к стенам столы кажутся здесь неуместными. Комната теперь выглядит обжитой, видится скорее кабинетом, чем древним, забытым прибежищем чародеев.

Чародейка.

Слово бьется в сознании, будто сказанное вслух. Я прячусь от него, закрыв глаза.

– Терн. – Кестрин касается моей руки.

Я подскакиваю.

– Нужно вернуться в город. Сможете встать?

Я неуверенно киваю, и Кестрин поддерживает меня за руку, помогая подняться. Другой я отталкиваюсь от камней. Получается неуклюже, но в конце концов я на ногах. Комната кружится, свет перемежается тьмой. Я хватаю ртом воздух и заваливаюсь к стене.

На этом Кестрин бросает церемонии. Приседает на колени, приказывает держаться за его шею и поднимает меня на спину, словно ребенка. Я кладу голову ему на плечо, и он идет наружу и по узкой петляющей тропке вверх, где ждет пара лошадей.

Там меня подсаживают на место перед всадником, мимо порхают вихри слов. Я не замечаю вернувшегося дождя, пока мне не вытирают лицо мягкой тканью. Поднимая глаза, я вижу, что сижу боком и осторожно придерживает меня вовсе не принц. Еще через миг я наконец-то вспоминаю имя: лорд Филадон.

По крайней мере, теперь ясно, почему он встречал меня у границы. У него может не быть обширных владений или высокого титула, но точно есть доверие Семьи.

– Где? – спрашиваю я осипшим голосом.

– Тише, – мягко отвечает Филадон.

Я растерянно озираюсь, но нигде нет и следа Кестрина. Мы едем по равнинам вдвоем.

– Принц вернулся к охоте, – объясняет Филадон, – а я везу вас во дворец.

– Но я живу… на конюшнях.

– На конюшнях нет таких очагов, что согреют вас. А теперь тише.

Я закрываю глаза, слишком вымотанная для споров, и падаю в забытье.