Мне хорошо известно, каково убегать без надежды на спасение.

– Пусти его в часовню, – требую я, отходя от Фалады, пока тот не потеснил меня в дверной проем.

Крики уже совсем рядом.

Мальчик дергает головой вбок, чтобы увидеть меня, и от резкого движения шатается, будто пьяный.

– Туда, – бросаю я, указывая в полумрак часовни. – Быстро. Ра!

Иди!

Он залетает в темную арку входа.

– Фалада, встань рядом со мной, – шиплю я.

Жеребец сдвигается, загораживая боком проход. Я тянусь рукой к его шее и чувствую окаменевшие мышцы.

В переулок врывается квадра солдат. Если бы я успела подумать о том, кто вообще может гоняться за мальчишкой, я бы представила других подростков, оберегающих свои владения юнцов или напавших на изгоя хулиганов. Но в сумраке узкой улочки знакомо блестит промасленная кожа доспехов, а блеклый вечерний свет пробегает по граням обнаженных клинков. Воины встают как вкопанные, в глазах сквозит недоверие.

– Там, – говорю я на менайском и показываю на следующую улицу. Показываю удивительно твердой рукой. – Там!

Они ждут еще мгновение, и я понимаю, что меня запомнят. Как бы не обвинили позже в том, что упустили добычу.

– Нирох! – выкрикивает один из солдат, и они снова срываются с места, стуча сапогами по утоптанной земле.

Я смотрю им вслед. Можно оставить мальчика сейчас – я уже подарила ему возможность скрыться. Но, заглядывая в часовню, я вспоминаю его шаткие и резкие движения и прижатую к телу руку.

– Нирох, – мягко повторяю за солдатом.

Идем.

Мальчик опасливо подходит к дверям, переводит взгляд с меня на Фаладу.

Я расстегиваю старый дорожный плащ, глядя на собственные руки. Странно, что задрожали они только сейчас. Протягиваю одежду мальчику:

– Надень.

Он сразу понимает и неуклюже оборачивает плащ вокруг плеч, чтобы прикрыть яркие цвета своего наряда.

– Что с твоей рукой? – строго спрашиваю я, прикасаясь к его запястью.

Он дергается и со сдавленным свистом вдыхает через зубы.

Я смотрю на кровь на своих пальцах. Бросаю полный тревоги взгляд на Фаладу.

Он смотрит в ответ молча. Почти гневно.

Я вздыхаю. Сама влезла в это, сама должна и выбираться, но нельзя не помочь мальчику. Моя совесть просто не выдержит нового груза. И Фалада поможет мне, хочет он того или нет.

– Нам нужно в тихое место, чтобы осмотреть рану, – говорю я на родном языке, старательно не глядя на жеребца.

Он фыркает и ведет нас к улице.

Я тащу паренька за собой так быстро, как могу. Если солдаты вернутся, они точно узнают нас с Фаладой. А за помощь беглецу наверняка положено суровое наказание.

Белый ведет нас дальше, другими узкими переулками и, наконец, в какой-то маленький задворок позади вереницы ветхих построек.

– Покажи мне руку, – говорю я на менайском, едва мы приходим на место.

Мальчик не двигается, стоит завернутый в плащ и с наброшенным капюшоном. Он выше меня, и, вглядываясь в затененное лицо, я вдруг осознаю, что не могу понять его возраст. Что я сочла его подростком только из-за худобы и резкости.

– Руку, – повторяю я, указывая пальцем – на случай если перепутала слова и потребовала колено или мизинец.

Он подчиняется и поднимает запястье, высвобождает его из-под плаща. Рукав весь пропитан кровью. Парень резко вдыхает, когда я сдвигаю лохмотья ткани, чтобы разглядеть рану. В безжалостном свете луны ясно виден кошмарный порез – он тянется почти через все предплечье, от тыльной стороны ладони до локтя. Кровь все еще льется. Наверное, ему стоило немалой выдержки не шарахнуться от меня.

Я отпускаю его руку и мучительно думаю. Нужно остановить кровь. Но как? Он садится на землю спиной к стене, склоняет голову и зажимает рану второй рукой, но этого мало. Нужно чем-то забинтовать – чем угодно. Я озираюсь по сторонам, потом смотрю вниз, на себя. Пояс. Сдергиваю его липкими от крови пальцами.

Парень не издает ни звука, пока я сижу рядом с ним и перематываю рану самодельной повязкой. Кровь почти перестает течь. Я отстраняюсь, и он снова баюкает руку на груди.

– Суриман, – бормочет благодарность. Голос тоже не выдает его возраста.

– Ифнаал.

Я прислоняюсь к стене и стою на ватных ногах. Холод перетекает из кирпича ко мне в плечи, вызывая в теле дрожь. Я думаю о своем теплом плаще.

Парень встает и тут же клонится вбок, теряя равновесие. Только быстрое движение Фалады спасает его от нового падения. Он повисает на жеребце, перекинув здоровую руку тому через шею, и судорожно вдыхает. Ему не добраться в безопасное место одному, не получится и цепляться вот так за Фаладу, тот слишком высокий.

Значит, его отведу я. Все правильно. Нужно доделать то, что сама затеяла. Когда он поднимает голову и снова собирается с силами, я перекидываю его руку с шеи Фалады на свои плечи. Обхватываю его за пояс и спрашиваю: «Куда?»

Он кивает на выход из переулка, и мы начинаем шагать. Прогулка выходит долгой и неуклюжей, Фалада призраком бредет следом.

Довольно скоро я уже не знаю, где мы. Вес спутника пригибает меня к земле, так что я гляжу по сторонам, только когда он озирается на перекрестках и у входов в проулки. Ветер лезет под одежду и морозит щеки. Вскоре тепло остается только там, где к боку прижато чужое тело.

Дважды я устраиваю его на земле рядом с собой и сама опускаюсь для передышки. Ноги и спину ломит от напряжения и тяжести, пальцы тоже сводит болью, едва я отцепляюсь от зажатой в кулаках одежды. Так поздно на улицах мы еще не бывали. Если бы рядом не было Фалады, запоминающего наш путь, я бы уже отчаянно боялась потеряться, нарваться на беду и вообще не попасть больше домой. Но с Фаладой за спиной можно сосредоточиться на помощи раненому и на поисках его дома или просто безопасного места.

Наконец мы подходим к узкой деревянной лестнице, ведущей на второй этаж. Неловко спотыкаемся, и тут мои ноги просто отказывают. Я заваливаюсь вперед под весом своего груза и лечу на лестницу. Сил в руках больше нет, я не успеваю остановить падение, ударяюсь головой о ступени, и лоб раскалывает болью. Я хлопаю глазами, пытаясь прогнать туман, осторожно вдыхаю раз, другой и через силу поднимаю себя на ноги.

Парень лежит без движения.

Сердце замирает. А если он… если я его…

– Алирра, – шепчет Фалада позади.

– Я в порядке, – бормочу в ответ. – А он…

– Проверь.

Я перекатываю парня на спину, неуклюже придерживая раненую руку. Сейчас он хотя бы не мучается от боли. Нерешительно кладу ладонь ему на грудь и чувствую легкое, но заметное движение.