– Почему вы взяли такое имя?

– Мне они всегда нравились.

Еще не договорив, я уже понимаю свою ошибку. Очередной штрих к образу, никак не подходящему Валке. С каждой такой мелочью он все больше убеждается, что я не та, за кого себя выдаю.

– Вы должны знать, Ваше Высочество, что последние годы я провела на юге, в доме отца. И сильно изменилась с тех пор, как покинула королевский двор. Вам докладывали только о той девушке, которой я была прежде, – но не о той, кем стала.

Я говорю слишком быстро и сама это слышу. А правда перетекает в вымысел, выдумка становится истиной, и я уже выпускаю из рук нити собственной действительности.

– Вас пленяют терновые кусты, хотя раньше прельщали драгоценности? – мягко спрашивает принц.

– Можете смеяться, Ваше Высочество.

– Вы должны понимать, что это странное заявление.

Я теряюсь, перебирая в уме доводы.

– Не могла же я назваться Рубиной или Диамантой, правда?

Он улыбается, и я понимаю, что заминка перед ответом выдала ему то, что я надеялась скрыть.

– Правда, – соглашается он. – Но давайте еще раз посмотрим на ваш рассказ. Изнеженная дворянская дочь, ставшая довольно милой гусиной пастушкой за месяц-другой, хранит в своих вещах нечто, ей не принадлежащее, вместе с богатством, которого хватило бы, чтобы устроиться в жизни получше, чем простая гусятница.

От удивления у меня открывается рот. В маленькой шкатулке Валки правда столько ценного? Или дело лишь в том, насколько низко мое положение?

– Итак?

– Я не додумалась что-нибудь продать.

Кажется, его поражает настолько простодушное заявление.

– Вы не додумались?

Я развожу руками:

– Мне почти незнаком менайский, Ваше Высочество. Куда бы я пошла? Как объяснилась бы, не показавшись воровкой?

– Вы так или иначе под подозрением в воровстве, – замечает он.

– Действительно.

– Почему вы не попросили о помощи?

Он искренне считает, что я могла обратиться к нему за помощью? После того, каким холодным, расчетливым и опасным он предстал передо мной? Я бы скорее доверила свою судьбу Даме. Мне совсем не хочется смеяться, но смех снова пузырится внутри и вырывается против воли, так же как в давнем разговоре с матерью. Я зажимаю рот рукой и стараюсь дышать.

– Простите меня, Ваше Высочество, – говорю сдавленно, – но кого мне было просить? Надо было умолять о помощи вашего отца, сделавшего меня прислугой? Надо было идти за помощью к вам?

Он встает так резко, что ножки стула скрежещут о каменный пол, и рычит:

– Как вы смеете так говорить со мной!

Я вздрагиваю, прижатая к лицу рука скрючивается, будто птичья лапа, ногти впиваются в щеки.

Он нависает над столом, уперев ладони в дерево и пронзая меня взглядом.

– Изволите пренебрегать нашей добротой, хотя вам нашли место, когда принцесса хотела изгнать вас? Смеете допускать, что мы не помогли бы вам с таким пустяком?

– Да. – Голос охрип от страха, ответ едва срывается с языка, а я уже готовлюсь к удару, которого не избежать. Но его нет.

Принц выпрямляется и размашисто шагает к окну.

Я смотрю на его спину, на напряженную линию плеч. И думаю, что для меня все кончено, потому что он не простит мне эту сцену, не забудет про злосчастный плащ. А потому я говорю:

– Ваш отец предложил мне возвращение домой в обмен на определенные сведения, касающиеся принцессы. Когда я отказалась, он отослал меня работать и заверил, что – изволь я предать ее – во дворце меня всегда охотно выслушают. И вам, Ваше Высочество, тоже есть до меня дело лишь оттого, что я будто бы что-то знаю. Каждая наша беседа – только попытки вытянуть некие ответы, которые я, по-вашему, скрываю. Ни вы, ни ваш отец ни за что не помогли бы мне улучшить мое положение, потому что вам необходимо, чтобы я нуждалась в вас, чтобы стала что-то должна в обмен на помощь. Разве не такая она, ваша игра? Или я… я во всем ошибаюсь?

Я договариваю неуверенно, отчаянно желая, чтобы все мои обвинения были незаслуженны.

Но принц не издает ни звука, и между нами повисает тишина.

Обратно ко мне он поворачивается с лицом непроницаемым и пустым. Прочитать что-то во взгляде я не могу. Наверное, он будет бить меня ради упоения криками.

Принц нарочито неторопливо пересекает комнату. Когда он подходит, я встаю. Знаю, что вся трясусь, но не могу скрыть этого, как не в силах утаить дыхание. Он застывает в шаге от меня. Граненый оникс его глаз отражает свет. Кажется, сила его ярости посрамит даже моего брата. Но он по-прежнему стоит недвижимо, взирая на меня сверху вниз.

– Ты меня боишься.

Заявление, не ждущее согласия. Я отвожу глаза и отворачиваюсь к стене. Он затеял новую игру? Он правда еще хуже брата?

– Сядь, – говорит он неожиданно, махнув рукой в сторону моего кресла.

Я сползаю вниз и сижу, обхватив руками края сиденья, пока он опускается на свое место. Смотрю на стол и стараюсь ни о чем не думать.

– Белый жеребец, с которым ты каждый день ходишь в поля, – какой он породы?

Вопрос звучит так, будто мы с Кестрином случайно повстречались у конюшни. Мне не сразу удается ответить:

– Не знаю, Ваше Высочество. Мне сказали… что он с Пышных Равнин.

– Превосходная особь. Главный конюший подумывает отдать его на разведение.

– На разведение, – повторяю я, как слабоумная, не в силах ухватить новый виток разговора.

– Конь отлично сложен. Сильный и быстрый, – объясняет принц, само воплощение приятного собеседника.

– Полагаю… полагаю, вы правы. Но я не уверена, что… у Фалады будет потомство. Его не использовали для разведения.

Зато я точно уверена, что белого ни в коей мере не устроит такая затея.

– Похоже, ты знаешь об этом коне больше, чем принцесса, – замечает Кестрин. – Откуда тебе известно, как его использовали?

Да будут прокляты эти игры словами. Я не смею хранить молчание, не решаюсь и отвечать. Силюсь и не могу понять Кестрина. Будь передо мной брат или будь принц похож на него, всякая игра давно бы закончилась. Не представляю, зачем он все растягивает, почему, уже загнав меня в угол, не нападает.

– Скажи мне, Торния, южные владения твоего отца, в которых ты прожила эти годы, – какие они?

– Ваше Высочество?

– Дэйрилин живет в замке или в усадебном доме? Что там за земли? Я много слышал об этих местах, но мне интересно твое мнение.

Я бездумно смотрю сквозь стол. Не представляю. Никогда не слушала болтовню о родовых землях лорда, потому что любые разговоры включали Валку. У меня нет никаких ответов.