Поняв, что старик, не является более объектом страсти для женской половины труппы, Томочка кинула взгляд по сторонам. Она была молода, горяча и привлекательна, страстные потребности ее с каждым днем росли, в то время как старик все реже проявлял подобающую в этом деле активность. Нет… Он, конечно, был опытен и мог бы ответить запросам любой женщины, но тело его становилось дряблым, волосы седели, а глаза утратили прежний блеск. И Томочка начала искать. Поиски эти напоминали скитания голодной волчицы. Она не пропускала ни одной возможности, всякий раз выбирая нового кавалера. Чаще всего ими становились те, с кем она разучивала новые роли. Старик избегал подобных веселий, для него это было уже чересчур. Он предпочел предоставить Томочке полную свободу. Ей же именно этого и хотелось.

Кончилось тем, что, запершись как-то раз на кухне с красавцем героем-любовником, по которому сохли все девицы в студии и который, кстати, был мужем одной из них, она предложила ему заняться этим, но, раздевшись, почувствовала, что абсолютно холодна. Она безразлично взирала на его обнаженное тело и не чувствовала при этом и тени желания. И он ощущал то же самое. Не произнеся ни слова, они оделись и сели курить.

– Странно, – сказала она. – Совсем, знаешь, ничего уже вроде и не хочется.

– Да, – подтвердил он. – Странно даже…

– Я думала, ты будешь возбужден…

– Но я же не импотент! Вон спроси у Верки, – обиделся герой-любовник. – Может, ее позвать?

– Нет уж, это вы потом, без меня… – поморщилась Томочка. Она сосредоточенно курила. – Но ведь это не значит, что ты мне не нравишься. Может быть, женщина м-м-м… должна восхищаться мужчиной, и если степень восхищения недостаточна, ничего не получится?

– Я тебя что – не восхищаю? – удивился красавец.

– Нет, что ты! – на всякий случай воскликнула Томочка. – Просто, наверное, мне надо другое.

Что это – другое? Томочка не знала, и это ее ужасно мучило.

Она терзалась, обвиняла старика в обмане, в том, что он украл ее лучшие годы, восхитил ее детскую душу и не сумел продлить это восхищение на всю жизнь.

Старик в ответ саркастически улыбался и качал головой.

– Что ты, птенчик? Кто тебя держит? Бросай меня! Я тебя прошу: бросай, пока не поздно! – говорил он. – Ну зачем я тебе такой старый, плешивый нужен? Ну, сама подумай. Найдешь себе молодого красивого, вот и заживешь!

Но Томочка не торопилась. Как опытный хищник, она не собиралась отпускать однажды пойманную добычу. А при воспоминании о том, сколько сил и нервов было потрачено, чтобы заполучить старика, мысли об уходе казались ей глупыми. К тому же уходить было решительно некуда. Вряд ли родня встретит ее с распростертыми объятиями на пороге двухкомнатной хрущевки. Странно было и надеяться…

– Ах! Так вы меня гоните?! – закатывая истерику, кричала Томочка. – Не нужна стала?! Попользовались, теперь пошла вон?!! – При этом на пол летели тарелки и кастрюли, в старика метались ножи и вилки, об стены разбивались чашки и прочая принадлежавшая старику посуда. В квартире наступал полный хаос. В довершение Томочка хватала веник и принималась дубасить им несчастного старика по голове; и наконец, устав, она в изнеможении падала на пол, начиная биться в припадке и истошно вопить.

Старик подобных сцен не выносил.

– Ну что ты, птенчик? – оправдывался он. – Живи… Кто ж тебя гонит-то? Я ж хочу, чтоб тебе лучше было…

Но Томочка уже прониклась идеей мщения. Почувствовав себя уверенней и поняв, что никто не собирается ее выгонять, она стала приводить в квартиру старика кавалеров. При этом нарочно старалась подгадать время, когда старик был дома… Кто бы мог подумать, что из милой пухленькой девочки с жесткими косичками вырастет такое… Но что выросло, то выросло… Старик при этом жутко мрачнел, но ограничился лишь тем, что вставил повсюду замки, включая кухню и уборную. Так что когда к Томочке приходил очередной ухажер, он черной тучей проносился по квартире и моментально запирал все двери.

– Кто это? – спрашивали кавалеры.

– Это? Сосед, – безразлично кивала Томочка.

– А чего это он?

– Сумасшедший, – объясняла Томочка и пожимала плечами.

Наутро, когда кавалеры уходили, Томочка закатывала старику шумные истерики. Она требовала оставлять двери открытыми, угрожала отравиться ядом, обещала задушить его спящим, взорвать газ, выброситься из окна, но всякий раз сталкивалась с угрюмым молчаливым отказом. Видя непреклонность старика, она попыталась испортить замки, забив личины ржавыми гвоздями, но на следующий день обнаружила, что к дверям приделаны петли, и догадалась, что все замки заменены на висячие. Старик был непреклонен. Он был готов простить все самой Томочке, но его мужская гордость не могла вынести такого циничного издевательства со стороны посторонних самцов. Одним своим нагло-цветущим видом они больно ранили его самолюбие и отравляли ему жизнь больше, чем все без исключения «невинные» шалости Томочки. И где? В его же собственном доме!

А чего стоили эти жаркие звериные стоны, доносящиеся из Томочкиной комнаты, эти диванные скрипы, эти ночные шлепанья босых ног по коридору и проклятия в адрес «старого дуралея»?

Такими ночами старик не спал, много курил, бродил по комнате, пробовал читать, но возня за стенкой отвлекала его. «Выгнать обоих! Немедленно! На улицу!» – Он гневно захлопывал книгу, вскакивал с кровати, подлетал к двери, но решительность в этот момент оставляла его, старик замирал, топтался на месте, затем обводил унылым взглядом комнату и возвращался обратно в постель. Самое большее, во что выплескивалось его негодование – мстительное включение на полную громкость видео с самым отъявленным порно. В ответ из-за стены доносился смех…

Когда по утрам не случалось истерик, старик пробовал сам заговаривать с Томочкой.

– Птенчик, ну пожалей ты меня… – хныкал он. – Ну что же это?.. Ну, хоть бы на ночь их не оставляй… Иль к ним ходи… А уж если к нам приводишь, то уж так, чтоб когда меня нет…

Томочка в ответ оскорбленно молчала, поджимала губки и в совершенно голом виде дефилировала по квартире.

Тогда старик решил призвать на помощь искусство. В театре начали репетировать новую пьесу. По сюжету, старый знаменитый лекарь при дворе испанского короля женится на пятнадцатилетней девушке, но в первую же брачную ночь понимает, что, кроме бесед и поцелуев, ничего больше не может… Спустя много лет смертельно больная Мария, так звали девушку, дабы облегчить свою душу, признается супругу в трех изменах. Везалий (так звали лекаря) молча берет ее за руку и ведет