Шрифт:
Закладка:
– Ох, Варенька, – выйдя из кабинета, вздохнул он. – Вот как приходится деньги зарабатывать. Лиру, можно сказать, продаю.
– Ладно вам… Лиру! Больше зарплаты в один момент заработали! – взяла обычный тон Варвара.
– Ой, ну что вы так волнуетесь, – заулыбался старик. – Это ж сколько я стихов вам бесплатно написал! Так в этот раз со мной как бы за все сразу и рассчитались. А потом, Варенька, их же еще сочинить надо, стихи эти. Думаете, это так просто?
– Ладно-ладно, шучу я… Идите, пишите… Мальчика нашего встретите, скажите: пусть мне позвонит.
– А что такое? – встрепенулся старик. – Срочное что?
Варвара слегка опустила голову, выдержала паузу и объявила:
– Хочу его на режиссера отправить учиться. Пусть осваивает профессию.
– А-а, – кивнул старик. – Понятно. Ну, что ж… А вы с ним говорили уже? Он-то хочет?
– Хочет, – усмехнулась Варвара. – Да он мне все уши прожужжал. Хочу, говорит, быть режиссером и иметь свой театр!
– И куда ж вы его, если не секрет? – насторожился старик.
– А отдам в институт культуры. К нам каждый год разнарядки приходят. Послать некого. Вот пусть он и идет.
– Ну да, конечно, – задумчиво протянул старик. – Учиться всегда пригодится… Обязательно передам.
Он распрощался с Варварой и поехал домой.
По дороге в голову ему лезли неприятные мысли. «Значит, он режиссером решил стать, – думал он. – А зачем? Какую он видит перспективу для себя? Вдруг решил ни с того ни с сего. Не ребенок ведь. Значит, какой-то план имеет. А какой?»
Старик был из тех людей, которые желают обязательно докопаться до сути любых явлений. И, так или иначе, эти явления объяснить. В противном случае он не спал ночами, ломая голову и мучаясь противоречиями. А то, что за этим желанием юноши стать режиссером кроется нечто большее, он сознавал совершенно ясно. Его театральный ум искал скрытую интригу, второй план, сквозное действие, которое незримой нитью должно связать все происходящее в единую цепочку.
«А уж не сговорился ли он с ней? Не решили ли они меня вдвоем с Варварой того… что называется, сожрать? Он начнет учиться, она его возьмет к себе режиссером, а мне под зад коленом. Ну, положим, подвала ей все равно не видать. Все документы на меня оформлены. Подвал мой. Но зарплату-то она мне платить не будет, а это все ж какие-никакие, а деньги…»
От расстройства по пути домой он купил бутылку водки.
«Так, – размышлял он, сидя на кухне и наполняя рюмку. – Значит, она решила от меня избавиться. Замену мне нашла! Он-то может и ни о чем не догадывается! Это она все там крутит-вертит. Чертова баба! Неймется же ей… Ну, так сказала бы мне прямо, мол, пошел отсюда, старый хрен! Не говорит ведь. Значит, чего-то хочет… А я уйду, и подвала она не увидит… Выходит, что она каким-то образом планирует и театр отнять, и меня выкинуть, если я хоть пикнуть посмею. А как?»
Загадка действительно казалась серьезной, главное, непонятна была роль юноши. Он-то какой должен был выкинуть фортель?
Старик наливал и пил. Думал и сопоставлял. Опять наливал и пил, почти не закусывая.
«Ну, хорошо. Если даже они и сговорились, тогда следующий ход должен сделать этот режиссер новоявленный, так как Варвара свой ход уже сделала… А уж не спит ли он с ней?! Положим, что так: он с ней переспал, а она ему пообещала режиссерство! Что она могла еще ему пообещать? Хотя зачем же она мне сказала, что хочет отправить его учиться? Если б они были заодно, то она б молчала… Нет. Не такой она простой человек. Она двойную игру ведет! Ему она тоже не верит… Он ей нужен только для того, чтоб со мной бороться… И больше ни для чего. Вот черт в юбке! Дьявольски хитра! И хитрость-то в ней нечеловеческая, животная, нутряная… Она и его сожрет моментально, как только не нужен станет, – бутылка опустела почти наполовину. – И чего он вдруг начал ходить в студию? Раньше не ходил, а теперь вдруг стал ходить? Раньше-то и ребята были, хошь играй с ними, веселись, так нет, он не ходил. А тут вдруг зачастил! Кто его звал? И человек-то он вроде не театральный вовсе, не наш, и не поймешь его, ходит и ходит… Зачем? Зачем же ты, падла, ходишь? – словно различив в окне силуэт юноши, спросил старик. – А? Я тебя спраш-шиваю. Й-ой… Фу ты… Ладно. Я тебя все равно на чистую воду выведу! Ты у меня не спрячешься…»
Прошло не больше часа, старик сильно захмелел. Он сидел за кухонным столом и, обхватив ладонью лоб, мрачно бормотал себе под нос:
– Зачем же ты, па-адла, ходишь… Отвечай! …Не отвечает… Еще этот Юра со своим юб-билеем… Чтоб его вместе с его юбилеем, с его этой толстой коровой и ублюдочными детками… Ладно… Сочинять ведь надо! …Идея нужна!.. Значит, что мы имеем? Его все уважают. О! Это идея?… Нет… Чем он там занимается? Ага! Вот! Снабжением… Снабжает, значит, всех… Всех? Хм… Ну, кого хочет, того и снабжает… что за дело! Одним словом, уважаемый человек! Идем дальше. Мастерить любит? Любит… Машины любит? Любит… Женщин любит? Неизвестно… Хотя рыбак… Рыбаки вообще женщин любят или не любят? Или они рыб предпочитают? Вот я не рыбак, а люблю ли я женщин? Или любил? Нет – люблю? Черт его знает! Раньше знал, а сейчас… забыл… Не то чтобы и нет, а как-то безразличен… Не греет… Что-то раньше волновало… ручки, шейка, губки, ля-ля там всякое… гарцевал, помнится… А сейчас? Не то все… Память одна… Еще вчера в школу ходил, карапет в рваном пальтишке, огурцы воровал по огородам, на льдинах по реке плавал… Вдруг раз – уже большой, раз – уже седой, раз и… вот вам профиль, вот анфас…
В прихожей открылась дверь и вошла Томочка.
– Здравствуй, птенчик, – взмахнул руками старик.
Томочка скользнула взглядом по столу, сразу оценила ситуацию, но не произнесла ни слова.
– А я тут, понимаешь, пью… – сообщил старик.
– Да я уж вижу, что не песни поете, – ехидно проговорила Томочка. – С чего это вдруг?
– Понимаешь ты, какая штука! Не живется людям спокойно… не хотят, – туманно объяснил старик. – Думаешь, он – человек, а он – дерьмо собачье… Обидно как-то… Всю мою жизнь все, кому я делал добро, платили мне
