Эбель обняла колени и о чем-то задумалась. Она была невероятно красива, и Тимо не знал, почему в его сожженном сердце вновь загорается искра. Может, потому, что он не говорил с людьми уже четыре года, или потому, что именно Эбель перевернула его мертвую жизнь вверх дном.

— Ты сожалеешь о чем-нибудь? — вдруг спросила она, уставившись на него своими прозрачно-голубыми глазами. — Что не сказал матери, как сильно любишь ее, что не попрощался с отцом или что был плохим непослушным ребенком?

— Первые два года своей смерти — да. Сожалел. — Тимо прислонился к стене. — Я вел себя чертовски плохо и много грешил. Но потом я понял, что все это мелочи. Я был хорошим человеком. И мои родные тоже.

— Как ты избавился от сожалений? — Эбель нахмурилась и прикусила губу.

— Не знаю. Я плохой советчик. Но мне просто не хотелось быть тем, кто до конца своей мертвецкой жизни будет думать о плохом. Самое плохое уже случилось. — Тимо понял, что Эбель что-то тревожит. — А почему ты спрашиваешь?

— Потому что я сожалею. И виню себя в смерти отца.

— М-м-м… — Тимо очень хотелось поддержать ее, и он напряг все свои отмершие извилины. — А ты исповедовалась?

Эбель прыснула.

— Не смейся, лучше сходи на воскресную службу. Священник приезжает в академию. Когда я был жив, то тоже часто к нему приходил. Он помог мне отпустить грехи. Поможет и тебе.

— Священники испортили мою жизнь. И жизнь других скур тоже. Мир схлопнется быстрее, чем я зайду в исповедальную будку вместе с одним из них.

Эбель не скрывала своего отвращения, а Тимо с ней и не спорил. Он помнил, как к скурам относились в Санди, и помнил все речи, которые священники произносили перед молитвой. В них не было ничего святого. Лишь ненависть.

Эбель молча уставилась в окно. Тяжело вздохнула и, собравшись мыслями, спросила:

— В чем смысл жизни, Тимо? Всегда хотела узнать мнение призрака. — Эбель сегодня мыслила крайне философски.

— В том, что ты есть, Эбель, — ответил ей Тимо. — Ничего не происходит просто так. Ты там, где должна быть. И делаешь то, что должна. Поэтому смысл в том, что ты. Просто. Есть.

Они замолчали, тихо наблюдая заход солнца в малиново-красном небе.

Красиво…

Тимо наблюдал за Эбель. От нее пахло вишней и ванилью, а голубые глаза стали еще ярче в закатных лучах.

— Хватит пялиться на меня, — улыбаясь краешком губ, сказала она.

— Прости, — ответил Тимо, но так и не отвернулся.

Они болтали дотемна. Точнее, Эбель болтала, а Тимо слушал, запоминая каждое слово. И он бы слушал ее бесконечно, но их прервала разъяренная Соль, которая ворвалась в комнату. Громко хлопнув дверью, которая черт знает, как не сорвалась с петель, кинула сумочку на стул. Эбель вжалась в стену, наблюдая за подругой. Соль стояла рядом с зеркалом. Дышала громко, как старый дед с тахикардией. Сжимала побелевшие кулаки так сильно, что ее длинные разноцветные ногти впивались в ладони. Лицо покраснело, на лбу пульсировала вена, а сухожилия на шее вытянулись, чуть ли не лопаясь.

— Соль? — Эбель все-таки встала с кровати и, подойдя к Соль, коснулась ее плеча.

И тут…

Двери шкафа громко распахнулись. С полок повылетали вещи и рассыпались по полу комнаты. Стулья перевернулись. Любимая кружка Соль разбилась о стену. Книги, стоящие у стены, посыпались с полок и, взмывая в воздух, приземлились на кровать. Тимо уворачивался от них, будто они могли причинить ему боль. А Эбель, все еще не отпуская подругу, ошарашенно смотрела в зеркало.

— Что за херня?

Та стояла с закрытыми глазами и злилась, пока ее отражение крушило в зеркале комнату. Соль там не была похожа на Соль. Черные глаза с потекшей тушью. Порванная одежда. Синяки на теле. Шрамы. Царапины. Кривая, пугающая улыбка на исполосованном слезами лице. Взъерошенные волосы.

— Соль, я спрашиваю, что это за херня?! — Эбель толкнула ее, и Соль из отражения остановилась.

Она посмотрела на Эбель обезумевшим взглядом. Наклонила голову и оскалилась, показывая белые зубы. Соль в зеркале двинулась вперед, расталкивая ногами вещи, которые теперь разлетались по комнате, и, схватив отражение Эбель за горло, уронила ее на пол. Соль все еще стояла с закрытыми глазами, пока нечто, видимое только в зеркале, душило Эбель.

— Эй! — Тимо вскочил с кровати.

Эбель, царапая шею, задыхалась. Она плакала, пиналась и, открывая рот, хватала воздух. Она смотрела в пустоту перед собой, как и Тимо. И единственное, что пришло Тимо на ум, это заставить Соль открыть глаза. Он швырнул в нее книгу, попав прямо по затылку, и та, взвизгнув, наконец остановила свое злое отражение. Оно испарилось. В зеркале вновь появилась обычная Соль, а Эбель вздохнула полной грудью.

Только тогда Соль увидела напуганную подругу и бардак в комнате.

— Бель, боже мой, прости! — крикнула она и кинулась к Эбель, но та отрешенно уставилась в стену. Она будто что-то вспомнила. И воспоминание было явно не из приятных.

— Я не хотела причинить тебе вред, прости! — Соль села на пол рядом с Эбель. — Надо было рассказать тебе о моих способностях раньше…

Эбель будто не слышала ее.

— Эй? — Соль наконец заметила это.

Она вытерла слезы с ее щек, погладила по голове и обняла.

— Эбель? — Тимо тоже сел рядом с ней и аккуратно потрепал за плечо.

— Я… — громко сглотнув, сказала она, — я, кажется, что-то вспомнила… Не пойму, что именно. Будто я уже переживала подобное. Мне было так же страшно, как и в тот раз. Но я не поняла, что было вокруг… Только темнота, холод металла и руки в перчатках, тянущиеся ко мне.

— Жесть какая. — Соль погладила Эбель по коленке. — Прости меня, я не хотела этого. Я не контролирую Соль в зеркале, я…

— Забей, — вдруг сказала Эбель.

Тимо хотел возразить, но Соль бы все равно не услышала его, поэтому он тяжело вздохнул и проглотил слова о том, что на такое нельзя забивать.

— Я сейчас все исправлю!

Соль стянула с кровати одеяло и накинула его на Эбель. Встав с пола, включила полюбившийся