– Я, вроде, не говорил вам ни о чем таком. Разве я упоминал «гостя из параллельного мира»?

– Разве это важно и нужно? Когда вы уже привыкните Василе. Я вижу, что вас что-то беспокоит, поэтому и позвал. Что-то случилось? Вы хотели задать вопрос? – спросил он.

– Вообще, да. Хотел. Спасибо, что напомнили. У меня их два. Один про то, что у меня появляются разные надписи в дневнике, к написанию которых я не имею никакого отношения. И второй про суть некоторых этих надписей.

– Задайте один вопрос. А на второй я отвечу потом. Не сочтите за хамство. Это скорее мастер- класс. При этом обещаю ответить максимально точно.

Интересно, а нужный ли я вообще вопрос задал?

– Хорошо. Подождите чуть-чуть. Сейчас сбегаю за дневником, – сказал я удаляясь в дом.

Ий стоял на том же месте, когда я вернулся. Хотя мое чутье почему-то говорило, что он загадочно исчезнет. Видимо, я задал правильный вопрос.

– Вот, – ткнув в тот самый предпоследний пугающий фрагмент про сектантов сказал я, – что это?

– Это, дорогой мой друг и товарищ Василе… Это далёкий рокот того, что приближается. Приближается то, к чему вы пока не готовы, но это поправимо. Сходите завтра к Джотто Ивановичу.

– А он на меня не обиделся? Он просто так странно убегал от меня по лесу.

– Это был не он, – резко ответил Ий

– Как это не он?

– Это уже третий вопрос, Василе. Нужно кушать ровно столько, сколько нужно, иначе всё пойдет во вред. Мне пора. Спасибо, что составили компанию. Очень скоро, мы будем видеться намного чаще. Простите, что так оставил вас наедине с такой громадной проблемой на прошлой неделе, но поверьте. Это нужно было. О! Чуть не забыл, один житель попросил меня передать вам это.

Ий достал из внутреннего кармана своего пиджака какой-то расшитый красный пояс.

– Спасибо, наверное. Но куда это завязывать?

– Четвёртый вопрос, Василе, – уходя в ночь сказал Ий.

– Пропустил, наверное, уже половину фильма, – буркнул я себе под нос и поспешил в дом.

На место на диване надежды уже не было, поэтому было принято решение просто встать возле дивана и опереться на него руками.

Вернулся я, похоже, к блоку про Джотто Ивановича. Интересно, сколько всего было блоков в этом фильме? Эпизод со скоростной сборкой дома из какого-то раскрашенного картона меня действительно поразил. Ловкость рук Джотто Ивановича граничила со всеми разумными законами физики. Предметы будто липли к его рукам. Потом шла юморная нарезка кадров, на которых Джотто Иванович и Лёник измеряли рулеткой дерево. То самое дерево возле озера. Зачем они его измеряли? А потом Джотто Иванович показывал фокус, наверное. Он жонглировал кирпичами так ловко, будто они ничего не весили. Очень странно. Затем следовал ещё один классический переход через кружок, который в этом «фильме» выглядел даже очень мило. На экране появилась надпись, удивившая меня. Особым шрифтом было написано «Василе». Мы же только неделю знакомы, зачем было меня включать в это? Я вообще не замечал, чтобы у него была когда-то камера. Как он снимал всё это? На экране были моменты с нашей рыбалки, с нашего похода в лес и даже тот вечер у Оны. Где он держал всё это время камеру? Когда всё закончилось закадровый голос сказал абсолютно серьёзным, несвойственным Лёнику тоном: «Мы ещё встретимся». И мне почему-то кажется, что предназначены были эти слова мне. Когда мы встретимся ещё?

Экран потух, фильм закончился. Публика рукоплескала автору, которого не было и не будет больше в этой комнате. Но последние его слова, звучавшие с другой стороны старого телевизора, произвели на меня должное впечатление. Надеюсь, у тебя всё хорошо там, Лёник. Ты был отличным другом, пусть и всего неделю. Надеюсь, что мы правда встретимся.

После просмотра мы всей соседской ватагой принялись пить чай. Я даже начал чувствовать себя частью всего этого сообщества. Казалось, что нас объединяет что-то незримое и еле уловимое. Мои мысли прервал Джотто Иванович. Он присел рядом со мной на крыльце и начал разговор:

– Очень милый фильм! Как тебе? По-моему, в нем была какая-то задумка, понятная только автору, но кто ж будет винить фильм за такое, да? Творец на то и творец!

– Да, только вот я ни разу не видел, чтобы Лёник снимал меня. То есть, буквально не видел его с камерой в руках ни разу.

– Это он умеет! Послушай, Василе, как думаешь почему мы все здесь собрались?

– Ну. Здесь все, кто знал Лёника? – ответил я, но у меня были другие мысли.

На самом деле, мне кажется, что нас объединяет теория вероятности и жизненная драматургия. Например, вот, если ваза стоит на каком-то постаменте, то она обязательно когда-нибудь оттуда свалится самым драматическим образом. И говорит за это не только теория вероятности, но и закон жанра, действующий, к сожалению, и в жизни. Можно бесконечно пытаться выгнать всё это в театр или на экраны кинотеатров, но ничего не измениться. Искусство подражает жизни, а потом жизнь подражает искусству.

– Это отчасти правда, Василе, – продолжил Джотто Иванович, – его знала вся станица, но по- настоящему знали лишь мы. Лёник подарил нам место для побега. Теперь, когда захочется куда-нибудь сбежать в тёплое место, можно смело убегать в его фильм. С тобой ничего странного не происходило в последнее время?

– Помимо того, что в моём дневнике сами собой появлялись надписи или того, что я видел вас в лесу? Ну ещё был дом, который перемещался сам по себе, но это уже мелочи, – иронично ответил я.

– Василе, это был не я. Трижды клянусь. А что за надписи в дневнике? Что-то односложное?

– Нет, надписи очень даже содержательные и осмысленные. Даже осмысленнее многих сочинений на ЕГЭ.

– А там теперь сочинения пишут? И какая у тебя оценка была? – искренне спросил Джотто Иванович.

– Там система балльная.

– И сколько было у тебя?

– Что-то среднее, но я всё-таки поступил.

– А куда?

– На филологическое.

– Наверное, очень интересно! – вновь очень даже искренне проговорил Джотто Иванович.

– Очень даже, особенно, если ходить на пары. С этим у меня беда.

– Почему же? Неужели, есть что-то интереснее того, чтобы постичь и обуздать язык? Это же ключ ко всему!

– Может и так, но мне больше нравилось ходить по заброшенным зданиям и искать там чего.

– Да, Василе! – понимающе ответил Джотто Иванович. – Полностью разделяю твои чувства. Есть в этом что-то. Василе, я не покажусь тебе навязчивым, если попрошу показать мне инородные записи в дневнике?

– Конечно. Сейчас принесу.

Джотто Иванович бледнел с каждым прочитанным словом. Реакция Ийа была более спокойной и внушала мне хоть какую-то твёрдость в ногах. Глаза Джотто Ивановича выбивали из-под них почву.