квантовую неопределенность и энтропию, а она говорит про драматичность, законы жанра и перемещения между сюжетными линиями. Я ремесленник. У меня есть долото и мне неважно, из чего оно, я могу им управлять. Чтобы выбраться отсюда, тебе нужно абстрагироваться и почувствовать, какой список действий способен вывести тебя отсюда. Я понимаю, что это сложно сделать с первого раза, но присутствуя в таких местах часто и мысля именно в категориях возможных событий, ты с ужасом осознаешь, что у тебя в голове появилась визуализация всего процесса. Не знаю, с чем это связано. С влиянием места или особенностью мышления таких, как мы, но просто так эту штуку не раскрыть. Подумай, что сделал Василе, который выбрался отсюда? Нужно прямо продумать всё, постепенно начиная верить в сотканную тобой реальность. А потом ты как бы обманываешь существующую, вкрапляя в бытие результат твоего сознания.

– Мне страшно, – сказал я, напрягая голову, – вы бы хоть все предупредили, что у вас тут творится.

Я решил не выплескивать злобу на безобидного и пушистого Джотто Ивановича и просто плыть по течению, тем более, что чем-то похожим моя голова забита на постоянной основе. Иногда, я могу по полчаса сидеть на диване и размышлять, как бы поступил в той или иной ситуации, постепенно погружаясь в свои грезы. Механика понятная, нужно начинать с малого, постепенно развертывать ситуацию. Я почему-то начал думать о том, что было бы, если бы я вытянул того человека из параллельного мира, в котором находился дом Лёника. Кем бы он мог оказаться? Ийем? Джотто Ивановичем? Мною? Может, в лесу была версия Джотто Ивановича, которую какая-то из версий меня вытянула на несколько дней раньше? Всё это наслаивалось и приводило меня к мысли о том, что, возможно, этот коридор – смертельная ловушка, которая вот-вот схлопнется, но я всё пойму и в последний момент найду какой-нибудь секретный предмет, спрятанный за можжевеловым кустом и выберусь отсюда. Меня обратно вбросила в реальность моя парализованная рука, подавшая признаки жизни. Мы смотрели на схлопывающееся пространство впереди нас. Поначалу казалось, будто прямо перед нашими глазами одна картинка наслаивалась на другую. Но это были не картинки. Они наслаивались, образуя пугающий визуальный артефакт. В конце концов, когда процесс смещения закончился, я обнаружил себя стоящим перед кирпичной стеной, на месте которой должен был быть проход вглубь улицы. Моя рука снова дернулась.

– Я думал, что мы просто уйдем, но получилось довольно эффектно! – сказал с радостью Джотто Иванович. – Василе, у тебя, верно, очень богатая фантазия. Нам много о чём есть поговорить! Ты очень быстро учишься. Пойдём отобедаем у меня! Отказы, как я уже говорил, не принимаются.

Мы, теперь уже неспешно, пошли обратно к дому Джотто Ивановича. По дороге, похоже, он дал мне время осмыслить всё произошедшее, поэтому мы молчали. А каким образом мне осмысливать все это? Мне не дано ни одного варианта, лишь сплошные обрывки. Теория про суперпозиции мест как-то слабо объясняют произошедшее. Если честно, то и не хочется думать про всю эту фантастику, не хочу верить в то, чем от меня закрывают истину. А как бы объяснила это Она? Разные пути повествования пересекаются в моём сознании между собой? Но почему меня просто не перекидывает в одну из сюжетных линий, а происходит замещение? Обязательно выделю день на то, чтобы добиться правды, мне надоела эта внутренняя тревога. Я вижу, что от меня просят осмыслить происходящее самому, но как это сделать без ключей? До сих пор не могу поверить, что отправил домой ребёнка, который проживал, по его словам, восемь жизней одновременно. Это тоже было пространство суперпозиции? А сколько таких пространств. Когда я поступал в университет, там тоже было пространство суперпозиции? У меня же был выбор. Или вся моя жизнь – это огромное пространство суперпозиции или сюжетная линия, ведущая куда-то в конец? Где же эта просто-позиция без приставки «Супер». Я устал от этого чувства, поэтому мне нужна статика, а не динамика в мыслях обо всём этом. Хочется подстраивать все события под моё видение мира, а не наоборот.

О чём-то подобном я думал во время нашей прогулки. Молчание прервалось только тогда, когда Джотто Иванович открыл небольшую деревянную зелёную дверь в его дом и пригласил меня внутрь:

– Проходи, Василе, не стесняйся. Надеюсь, ты сегодня умом не поранился. Если что, то говори сразу. Но хочу тебя подбодрить, у тебя получилось даже очень хорошо. У меня сегодня на обед овощное рагу с фасолью, моё фирменное. Прошу любить и жаловать. Присаживайся пока на диван, я принесу сюда.

Я сел на диван и принялся осматривать жилище местного самоназначенного архитектора. Всё было довольно скромно. Дом состоял из холодного коридора, прихожей, плавно перетекающей в довольно широкий зал, кухни, спальни и личного кабинета. Перед диваном стоял большой круглый стол, видимо для того, чтобы на нём есть, а чуть поодаль впереди стояла тумба, на ней в рамке стояла картина. На картине были изображены два толстых дерева с широкими ветвями, стоящих симметрично друг напротив друга, образуя таким образом некий портал, в середине композиции находилось старое обветшалое дерево, на одной из ветвей которого виднелся зелёный листик. Довольно поэтичненько. Позади меня стояли два шкафа с открытыми полками, хаотично набитые всем на свете. Десяток книг, образцы камней на подставке, какие-то кости, фотографии природы, четыре вырезки из поваренной книги в рамочке, образцы старых карт и всё прочее. На кухне, видимо, творилось тоже самое. По крайней мере, когда я туда случайно заглянул, Джотто Иванович открыл шкафчик, из которого на него набросилась целая гигантская свора пачек с приправами. Боюсь представить, что происходит в его кабинете! Там уж точно без батискафа будет не управиться. Я, конечно, не ханжа. Просто хочу сказать, что видно, что в этом доме живет человек неопрятный.

Джотто Иванович вошёл в комнату с двумя тарелками. Я хоть и не любитель овощных рагу, но пахло очень вкусно. Он поставил две аккуратные фарфоровые глубокие тарелки на стол и подал мне деревянную ложку.

– Так не горячо будет!

Потом он ушёл на кухню и вернулся со стаканом воды.

– Приятного аппетита! А ты не запиваешь еду? – спросил Джотто Иванович.

– Спасибо вам огромное. Очень вкусно! – сказал я, нисколько не соврав, было действительно вкусно. – Как-то особо не приходилось. И не додумывался до того, чтобы запивать.

– А я вот всё с водой ем, даже арбузы. Побыстрее бы уже поспели, кстати. Как тебе картина?

– Довольно поэтично. Они как будто наблюдают смерть или рождение. У вас картина вместо телевизора?

– Да, не одна. Меняю каждые три дня. В первый день просто