Спиридон с Софьей переглянулись.

— Я не виню ее, — сказала решительно Софья, — Аглаю лишь пожалеть можно, девка замуж не вышла, тебя одного всю жизнь любила, как она, бедная, переживала, когда ты бросил ее! Уж не знаю, как она руки на себя не наложила. Может, и не пила бы, сложись у нее жизнь по-другому.

— Но я же вернулся, а когда человека счастье переполняет, он в силах отказаться от дурных привычек!

— Наверно, слишком уж поздно ты вернулся, — заметил Спиридон, — прости уж, дружище, но опоздал ты начинать жизнь заново.

Вацлав грустно опустил взгляд. Он вспомнил слова Аглаи: «Долго же ты ко мне ехал…»

Внезапно он почувствовал, как сердце гулко стукнуло и остановилось, встало комом где-то в горле. Подступила дурнота, лоб покрылся испариной, и ощущение было такое, будто не с ним это все происходит. Но вот отпустило, сердце вновь начало биться, не уходило лишь чувство тревоги и страха. Теперь по телу разлилась слабость, такая слабость, что руку поднять было трудно.

­­ — Что-то ты бледный, — заметила Софья.

— Не знаю, может, простыл где.

— Поешь, выпей, и полегчает, — Спиридон подвинул к другу блюда и стаканы.

Подошел март с его первыми теплыми днями. Ирина Игоревна с Матвеем засобирались на ярмарку в Благовещенск. Рано утром прибежали Иван и Федор Куриловы, принялись наперебой канючить:

— Тетя Ирина, возьмите нас с собой! На ярмарке столько интересного, говорят, театр приехал из Иркутска, а мы всего два раза в театре и были, а нам очень-очень там нравится!

— Да все там будет, и театр, и кукольное представление, и торговые ряды с кучей всего, и музыкальные номера, — улыбнулась Ирина Игоревна, — только не могу я вас взять, вдруг вы убежите или потеряетесь, как я потом перед вашими родителями ответ держать стану?

Мальчишки понурились и убежали.

— Что ж ты с ними так строго? — не выдержал Матвей.

Понятно, что никуда они не убегут, а если потеряются, так во время ярмарки на улицах города полным-полно полицейских и охранников, вмиг найдут. Но давно укоренившаяся привычка не брать ответственность за чужих детей призывала женщину к осторожности.

Минут через десять мальчишки вернулись, но не одни, а с матерью.

— Я тоже решила поехать, — сообщила Софья, — места хватит в санях?

— Да хватит, — обрадовалась Ирина Игоревна, — Матвей на козлы сядет, ребятишки вперед, а мы с тобой сзади, будем всю дорогу болтать.

На пол постелили шкуру белогрудого медведя, ноги укутали специальными покрывалами из меха лисиц, и тронулись в путь.

Ярмарочные гуляния привлекали множество людей со всей округи, ведь там были сооружены торговые ряды площадью как целый небольшой город, и купить можно было что душа пожелает. Ирина Игоревна особенно любила выбирать себе косметические средства, коих всегда привозили в избытке — тут тебе и мыло с разными приятными запахами, и пудра, и румяна, и березовый бальзам, и даже медово-глицериновый крем, который смягчал кожу и уберегал от солнечного воздействия.

Все эти средства были упакованы в разные красивые упаковки. Пудра, например, была в круглой железной коробочке золотисто-желтого цвета с узорами и двуглавым орлом. Надпись на ней гласила: «Жирная пудра для белизны лица товарищества Брокар и Ко в Москве», и ниже такая же надпись на французском языке. Жаль, год не был написан, а то можно было бы потом продать в наше время как раритет.

Полозья саней скользили по ровному снегу как по маслу, незаметно за разговорами прошло время, и совсем скоро добрались до ярмарки.

Однако, странная обстановка встретила на входе путников. Обычной музыки не слышно, артистов и представлений не видно, а число охранников и полицейских, похоже, удвоилось, и смотрят они на немногочисленных покупателей как-то внимательно и подозрительно.

— Странно, — поежилась Софья, — почему людей так мало? Может, мы рано приехали?

Федор не выпускал руку матери и озирался вокруг, недоумевая: и где обещанное веселье?

Даже встретившийся им мальчишка с корзиной газет призывал купить газеты тише обычного, и услышали его только когда поравнялись.

— Покупайте «Губернские ведомости»! — говорил он дрожащим голосом и постоянно шмыгал носом. — Первого марта в Зимнем дворце скончался Александр Вторый, император и самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, царь, государь и великий князь всея Руси, царь Казанский, царь Астраханский, царь Польский, царь Сибирский…

— Боже мой! — Софья схватилась за сердце. — Все-таки убили!

Матвей взял у мальчишки несколько газет.

— Пойдемте в китайскую ресторацию, пообедаем, заодно и газеты почитаем. Может, не убили, а сам умер?

— Да сколько уж раз убить пытались, наверняка убили.

Даже дети от этого известия пребывали в шоке, ни Иван, ни Федор не радовались даже тому, что сейчас им купят мороженое, что уж говорить о взрослых?

Софья оказалась права. Первая же газета пестрила пронзительными словами: «Царь убит! Русский царь, убит зверски, в своей же столице, раздроблен адскими снарядами среди белого дня, на улице, на людях! Убогие народовольцы, сволочи и исчадья ада, поразили сердце русского народа так глубоко и бесчеловечно! Как выразить нашу скорбь, а вместе с ней негодование и наш стыд?»

— Как гром среди ясного неба, — сказал Матвей, — русский человек убивает русского царя, который стольким крестьянам даровал свободу, уму непостижимо! Давайте закажем водки и помянем.

— Какая страшная смерть, — молвила Софья, — ноги ниже колен раздроблены так, что ни сапог, ни костей не осталось, одна кровавая каша.

— А кто его убил? — спросил Иван.

— Преступники, — вздохнула Ирина Игоревна, — да их поймали уже и будут судить.

— Их казнят?

— Конечно, казнят, скорее всего, повесят.

— А зачем они это сделали?

— Понимаешь, есть на свете добро и есть зло, есть добрые люди и есть злые. Но если бы не было злых людей, то мы бы не знали, что на свете есть добрые.

— А зачем это знать? Пусть бы все были добрыми.

— Тогда будет неинтересно, — подал голос Федор.

Все сидели потрясенные. Взрослые, не чокаясь, выпили водки и принялись закусывать.

Софья промокнула глаза платочком.

— Надо же, первая бомба не сработала,