Шрифт:
Закладка:
Через пару дней возле дома остановилась коляска, запряженная лошадьми. Дети с радостными возгласами потащили домой мешки с обновками, книжками и другим добром. Вацлав обеспокоенно взглянул на вышедшую жену, заметил, что она стала какая-то другая, во взгляде сквозили совершенно новые невиданные ранее эмоции. Он вдруг по-доброму улыбнулся и сказал ей:
— Я сейчас к Спиридону схожу и вернусь.
Беата спокойно кивнула и пошла с детьми в дом разбирать покупки.
Вацлав шел быстро, глазам неуютно было от яркого солнца, отраженного от белоснежного снега.
— Спиридон дома? — спросил он у Глашки, хлопотавшей по хозяйству.
— Да, сейчас позову.
Вскоре с улицы вошел Спиридон, который, оказывается, был в конюшне и не видел гостя.
— Доброго здоровья, как съездил? — протянул он руку Вацлаву.
— Да нормально, не все из одежды нашли, конечно, а так хорошо все.
— Ну и хорошо, скоро обедать начнем.
— Да я домой пойду, с женой и детьми пообедаю, а то давно вместе не обедали, не ужинали, поди, соскучились они. Я что пришел-то? Поделиться хотел новостью. Я в семью возвращаюсь, к жене, так вот.
Спиридон чуть не упал со стула, а Софья едва не свалилась с лестницы, по которой как раз спускалась в гостиную.
Спиридон уронил подбородок на руки, упиравшиеся в столешницу, и задумчиво поглядел на друга:
— Слушай, люди какие-то книжки интересные все читают, а мне не надо никакие книжки читать, у меня друг как книжка. С картинками. И с каждым разом все занятнее и увлекательнее.
— Как же тебе не совестно, — запричитала Софья, садясь на стул рядом с мужем, — Аглая ведь живой человек, ей-то как твои выкрутасы вынести? Один раз уж бросил ее, хочешь еще раз поизмываться?
Вацлав вздохнул.
— Я виноват, спору нет, — сказал он, — вы можете обругать меня, вы вправе осудить меня. Да, я никогда не любил Беату! Да, я всю жизнь любил Аглаю! Но Аглая не станет моей женой!
— Ты что, ездил насчет развода и тебе отказали? — выразил догадку Спиридон.
— Нет еще, не успел я насчет развода. Мне сон сегодня приснился. Все как наяву было. Сначала вижу я нашу избу, потом оказываюсь внутри и вижу: Беата залезает на табуретку, а с потолка свисает веревка с петлей. — При этих словах он многозначительно посмотрел на своих собеседников. — На столе горят свечи, через окно падает свет от луны. Беата просовывает голову в петлю, и ногой отталкивает табуретку. Все, свечи гаснут, луна куда-то скрывается, комната погружается во тьму.
Софья сидела, закрыв лицо руками.
— Ты же художник, у тебя воображение богатое, — молвил Спиридон.
— Нет, — покачал головой Вацлав, — воображение ни при чем, я в принципе никогда таких снов не видел. Понимаешь, все как на самом деле! Потом вроде как день, и мы с детьми заходим в избу. На столе стоит гроб, нарядный такой, бордовый, с оборками, вокруг какие-то женщины, вроде как в гроб кого-то собираются положить. И так мне грудь сдавило, хочу заплакать и не могу. Начинает до меня доходить, что это сон и надо проснуться, а я не могу. Сердце колотится как бешеное, и какая-то сила меня наверх поднимает. Поднимаюсь я к потолку и вижу сверху этот гроб, в которую скоро Беату положат. И так мне стало ее жалко, не передать словами! Ведь это она из-за меня на такое решилась, она меня любила, а я ее нет! Она ко мне стремилась, а я ее оттолкнул!
Вацлав при этих словах еле сдержал подступившие слезы. Потрясенные хозяева дома смотрели на гостя во все глаза.
— По книжке твоей получается, что одну из женщин надо прогнать, только тогда другой хорошо будет, — сделал вывод Спиридон, — а кого из них выбрать, тебе одному решать приходится.
Софья молчала, хоть Аглая была ей подругой, но жалко было обеих женщин.
— Ну вот, проснулся я рано утром, — продолжал Вацлав, — волосы на голове дыбом, а вдруг, думаю, мы с детьми домой приедем, а Беата и правда того… Всю дорогу до дома переживал, всю дорогу думал, только бы она живая нас встретила. Приехали, а она нас встречает, живая-здоровая, слава Богу!
— Постой, но ты же Аглаю любишь, — нахмурился вдруг Спиридон, — так как же теперь будет? Так и будешь жить с одной, а бегать к другой? Или как? Разве получится такую любовь от себя отогнать?
— Уже получилось, — не без сожаления ответил Вацлав, — понимаешь, я так стремился к Аглае, думал, люблю ее до смерти, а она не та, что я себе представлял. И совсем не та, что была когда-то давно. Я-то помнил ее молоденькой девушкой, а вернулся к ней через столько лет. Господи, сколько лет-то прошло? Двадцать, нет, двадцать два года, считай, целая жизнь прошла. Ты сам-то не замечаешь, как она постарела, какие у нее мешки под глазами?
— Да я особо не приглядывался, мне чужие бабы неинтересны, своя вон есть красавица да умница.
Софья расцвела при словах мужа, но с негодованием взглянула на Вацлава:
— А сам-то ты что, помолодел за эти годы? Вот же мужчины, в нас изъяны ищут, а себя как будто не видят!
И она, пожав губы, отвернулась.
— А известно ли вам, друзья мои, отчего у Аглаи мешки под глазами? Вам сказать? Да пьет она, как прачка!
— Что? — ахнула Софья.
— Что, правда? — изумился Спиридон. — И много пьет? Как же она работает в школе с детьми?
— Обыкновенно! Встает утром, собирается и идет в школу, а вечером возвращается, бутылку из шкафчика достает, и весь вечер глыкает. Да еще и курит при этом.
— Как курит? — лучистые голубые глаза Спиридона с недоумением смотрели на друга.
— Толкает эту дрянь в мундштук и курит, — пожал плечами Вацлав, — как ей не противно, не знаю. Напьется, накурится, и спать. Храп стоит на всю хату. Я рядом с ней уснуть не могу. Вот и как с ней жить прикажете? А она еще уговаривает уехать с ней
